Провал «миссии бин», или Запись-ком капитана Вальтера - Владимир Иванович Партолин
— Тваю… За спиной шлем-ком! Не задействовать ФРКУ!
Сбросил Силычевы бацулы.
— Болван, рвал в пудовых гирях, — ругал себя, откидывая из рамы ФРКУ подмышковые прихваты.
Закрепив свёрток к раме, заправив в браслеты носки-ком, поднял по салазкам и опустил шлем на голову. Отсоединил и сбросил всю «упряжь» ФРКУ — на прихватах и скобах продержусь. Креститься и читать молитву не стал — не до того. Заправил запястья в ремешки, ухватился за скобы по ободу шлема и выбрал в меню опцию СОВМЕСТИМЫЙ. Дал команду ОТ ВИНТА, но оторваться от земли ещё не успел, как ноги подломились в коленях и я упал на спину. Зарылся винтом в песок и меня юзом поволокло куда-то в сторону. В бивикаме замигали тревожные индикаторы. На мою удачу руки из ремней не выскочили, а с очередным толчком меня высоко подбросило, приземлило, тут же снова подбросило и я успел дать агрегату форсаж.
Взлетал рывками — ФРКУ глох, и тяга, то возрастала, то падала. Все же агрегат «прочихался», загудел ровней.
Шептал молитву, была б рука свободной — крестился, но крейсерской скорости я так и не набрал. Шестая включилась, но тут же на экране возникла строчка сообщения: «Агрегат имеет поломки, способен лететь со скоростью 4».
Казалось бы, раз я набирал высоту, остров должен удаляться, но плато приближалось.
Бабешка взлетает?!
Нет, остров накреняется. Там, за спиной погружается в океан Быково, если уже не утонуло.
Не выдержал, обернулся. Меня нагоняли сейнера, все четыре, беспорядочно крутясь на приливной воде. Следом шла волна цунами.
Не успеть мне!
И не успел бы, если бы не вертолёт.
Через триплекс кабины я увидел уши с серьгами под пилотскими наушниками. Чон Ли поднял большой палец. Выбросили верёвочную лестницу. Мне повезло, на счастье забрало шлема сбарахлило — триплекс в «борьбе» ФРКУ с земным тяготением задвинулся под кумпол шлема-ком — и я поймал лестницу своими новенькими зубами.
Забраться в кабину и разоблачиться от ФРКУ мне помогла девушка. Назвалась Степанидой.
— У вас, Франц Геннадьевич, красивый педикюр, — сказала, подовая свёрток с балаяновой хэбэлёнкой и смущённо отводя глаза от «чехула».
Стешка!.. Ну, каких ей четырнадцать, лет двадцать, промелькнуло у меня в голове.
Я плюхнулся на сиденье голым задом. На мне оставались ошейник, браслеты и «пятёрка». Усевшись, положил, демонстрируя загубленный маникюр, скрещённые руки на «чехул»…
Дотянуть до цели, керосина не хватило, нас подобрало китобойное судно, отрадновское, как оказалось — китобои форсили комлогами на штормовках. Тому, что отстреленный гарпун приняла подводная лодка, я не удивился. Тянула на буксире, идя под водой, китобою зарываться носом в волну не привыкать. Нагнали и высадили на ветролётоносец менялы Зямы. Поднимались на борт, с палубной посадочной площадки взлетал ветролёт. В иллюминаторе, мне показалось, увидел лицо старшего сержанта Брумеля, я поднял руку в приветствии, но тот отвернулся. Спросил у Чона Ли, Брумель ли, — пожал плечами.
* * *Врач, я смутно его помнил, привёл меня в чувство, две медсестры помогли встать с кровати.
— Господин Вальтер, как ваше состояние? Голова кружится, шум в ушах, поташнивает? — спросил врач.
— То и то, а тела совсем не чувствую… будто у меня его нет, — ответил я и осмотрелся по сторонам. Две медсестры оказались санитарами, под медхалатом у одного за пояс был заткнут «узи» — магазин торчал, выдал.
— Сейчас всё пройдёт. Мы вам освежили память, а тело… поправится. Не мешало бы ещё полежать, но получил распоряжение срочно доставить вас к хозяину судна. Вас посадят в каталку, укроют пледом и наденут наручники… инструкция.
…Вкатили в просторную каюту, засланную по полу и увешанную по стенам коврами. В углу на оттоманке в окружении четырёх молодиц в перьях и золоте возлежал меняла Зяма. Курил кальян, поднося мундштук после затяжки и к клюву внушительных размеров попугая, восседавшего посреди развесистой чалмы. «Чудит старик, — посмеялся я — попугай-то чучело».
— Доброго здоровьишка, господин Вальтер. Знакомьтесь, следователь по особо важным делам Прокуратуры Сохрана Исхода… Гера, отстань! — прикрикнул вдруг меняла: оказалось, присмотрелся я, в чалме восседало вовсе не чучело, а гиацинтовый ара, вполне себе живой. Шипел на молодиц: «Брысь, паскуды».
Булькало в колбе кальяна, я не разобрал фамилию следователя. Но узнал: мой одноклассник по прозвищу Доцент. Старше моего выглядел потому, что пробуждён в Анабиозарии Исхода раньше меня. Но вида, что узнал, я не подал. Не потому, что запамятовал его имя и фамилию, а потому, что сам он, когда санитары удалились, оставив меня сидеть в кресле-каталке под лучом яркого света от лампы на столе, и глазом не повёл. Спросил: «Хотите курить?» и вызвал конвоира поднести мне, скованному наручниками за спиной, сигарету и зажигалку, прикурить.
— Приведите обоих, — распорядился Доцент по селекторной связи.
Дверь у меня за спиной отворили и я — шли далеко по коридору — узнал шаги одного.
Внесли Евтушенко, и вошёл, прижимаясь боком к паланкину, Степан. Козёл, мотая головой, дёргал зубами за шнур-ком, от чего камуфляж на его жилетке, забранной ремнями от моей портупеи (я узнал, «офицерская» из кожи осветлённой), менялся, то под листву, то под снег.
— Этот мужчина утверждает, что он… Сумаркова Пульхерья. Что вы на это скажете?
Я глубоко затянулся сигаретой и ответил:
— У меня амнезия, два, а то и три, если не все четыре, года жизни стёрты из памяти, но со всей ответственностью могу заявить, что это так. Мне об этом сообщил старшина роты и секретарь сельсовета деревни Мирное Балаян Жан-Поль. Сопоставив некоторые факты, я ему тогда поверил. Да, это Сумаркова Пульхерья. — Я выпустил дым кольцом. — Марго.
На меня нашло. Знал, Прокуратура Сохрана Исхода под пятой Партии англо-саксов, им выдать истинную — в теле Мальвины — Марго что-то остановило.
— А козёл кто?
— Немо, — пустил я вторую порцию колец.
Степан оставил шнур-ком, подбежал и, рогами поддев, стянул с меня плед.
— Уведите. Уважаемый
