Холодные Небеса - Мафия Маффин
— Я пытался быть таким, как ты, — вздохнул он.
— Ни к кому не привязываться? Поздно, Эйб, мы очень разные. Ты уже впустил их в своë сердце. Сперва Агнесс, а затем Лерайю. И каждый раз, теряя тех, кого ты любил, ты отпускал вместе с ними клочок собственной души.
— Верно, — признал Абигор, выпуская из уголков рта дым, — и я не уверен, что у меня ещё много клочков… Но куда больше меня тревожит другое.
Достав из-под массивного стола свою трость, он осторожно протянул еë Бальтазару. На оружии едва заметной полосой мерцала красная трещина. Изнутри полого стержня исходил свет.
— Значит, больше ты еë не сдержишь?
— Боюсь, нет, — вздохнул Абигор, — эта сила и так была скрыта очень долго. Я пропустил слишком много ударов в бою с Изекиэлем, и теперь трость скорее всего развалится от лëгкого щелчка. Увы, мы с тобой оба знаем: мастера, который ковал еë, уже нет в живых. Когда Красная Молния вырвется наружу, я не уверен, что смогу полностью взять еë под контроль. Не забывай, она не щадит ни ангела, ни демона. Даже для меня еë использование сопряжено с некоторыми… трудностями.
— И как ты собираешься поступить?
— Спрятать трость. Сделать всë, чтобы она продержалась ещё хотя бы столетие. А за это время… Что ж, будем надеяться, я смогу восстановить свою душу из клочков.
И тут-то Бальтазар, принюхавшись, заметил подвох. Вырвав из рук Эйба мундштук, он втянул немного дыма и, закашлявшись, схватился за горло.
— Думал, это всë ещё прежний Яд Апофиса? — с грустной иронией в голосе сказал Абигор, — я увеличил концентрацию токсинов в шесть раз.
— Чëрт возьми… Эйб, так… Так же нельзя! — кашляя, отозвался Бальтазар, — ты… Ты сожжëшь свои лëгкие дотла! Ты понимаешь, как долго… как долго они будут восстанавливаться?!
— Не в этом ли прелесть бессмертия? — философски заметил демон и снова втянул в себя дым.
* * *
— Раз — умри, и два — родись… Три…
Дверь часовни громко хлопнула. Оглушительно громко на фоне всеобщей ночной тишины. Азраэль оглянулся и увидел, как к нему стремительно приближался Роджер. Постаравшись придать своему лицу подобающее выражение, ангел уже собрался выразить свои соболезнования, когда парень буквально накинулся на него.
— Азраэль! Где ж тебя носили черти? Как ты мог?!
— Остынь, юный человечек, — нахмурился тот, — твоя скорбь ещё не даëт тебе права так говорить со мной. Я слышал твои молитвы. Но я не должен вмешиваться. Смерть это фундаментальный закон. Избавиться от неë в угоду кому-либо значит нарушить равновесие. Я не имею на это права и не позволю вмешиваться в это другим. Мы можем только скорбеть по тем, кого потеряли…
— Но ты же сам нас предупредил! — Роджер схватил ангела за воротник распахнутой рубашки и заглянул ему прямо в глаза, — ты оставил нам записку, хотя мог ничего не делать! Потому что ты понимал: то, что Красноокий устроит в Смиттауне, неправильно! Не надо рассказывать мне про равновесие, Азраэль, скажи, куда смотрел твой собственный моральный компас! Ты… Ты просто жалок…
Отпустив его воротник, парень развернулся и пошëл к выходу. Внезапно зал часовни потемнел. Азраэль, поднявшись над землёй, раскрыл трепетавшие от гнева чëрные костяные крылья. Сотни глаз самых разных размеров уставились на парня со стен и потолка.
— Ты, видимо, забыл своë место в этом мире, Роджер Эмбервуд! Я могу убить тебя только за то, как ты посмел меня назвать!
— Так убей, — и когда парень снова обернулся, его глаза были чернильно-чëрными без единого просвета, — но вот что я тебе скажу, Ангел Смерти: иногда лучше сдохнуть, но, умирая, знать, что всë сделал правильно. Вот что я прочитал тогда во взгляде красноглазого ублюдка.
И многострадальная тяжëлая дверь снова громко хлопнула. Тьма рассеялась. Азраэль опустился на землю и, сложив крылья, поднял лежавшую на скамье косу. На его лице читалось сомнение и тревога. Всë ли он делал правильно? Плачущая Мэри ждала своего часа. Того мгновения, когда еë истинный хозяин пронзит еë лезвием живую плоть.
Глава 14. Ложные идолы
Путешествие по пустыне близилось к концу, однако Гамалиэль не могла не заметить: в поведении Абаддона что-то изменилось. Став его тенью, демоница внимательно следила за Ангелом Бездны. Но при всей уникальности своих способностей она никогда ничего не меняла. Просто подстраивалась под более или менее благосклонные к ней обстоятельства. Когда она встретила Молоха, то впервые задумалась, чего ей недоставало. Решительности. Властной железной руки, которой можно вырвать желаемое из-под носа, а не смиренно поглощать объедки. В то же время демон никак не мог подобраться к Абаддону и заполучить его силу. Здесь не хватало мягкости, такта и исключительно женского коварства. Эти двое друг друга стоили. В своих мечтах они уже занимали трон короля и королевы голубокровых.
А тем временем Ангел Бездны старался не выдавать охватившего его смятения. Ему были абсолютно безразличны амбиции его демонических слуг, которых он воспринимал, как должное. В глазах Абаддона признание и почитание были неотъемлемой частью его ноши и силы. Но вот что не давало ему покоя: в бою с Авророй он впервые ощутил, что эта сила была неполной. Часть еë, один из Знаков Бездны, непокорный Стигмато, покинул его тело, оставив рваную рану. И перед тем, как захватить Серебряный Шпиль и заставить Михаэля склонить голову, нужно было вернуть беглеца…
— Господин, что Вас тревожит? — руки демоницы обвили шею Абаддона, а еë подбородок лëг на плечо.
— Наши планы изменились, но для вас это не имеет значения. Просто… У меня осталось неоконченное дело. Нужно кое-кого разыскать…
Когда Гамалиэль передала эти слова Молоху, тот вспыхнул:
— Что?! И когда мы доберëмся до Шпиля? Чëрт его дери, глупый старик! На него уже напали! Михаэль знает о нас и понимает, что мы — серьëзная угроза. Чем скорее голова архангела упадëт на землю, тем скорее мы будем в безопасности. До тех пор, девочка моя, будь осторожна. И постарайся всë-таки оказаться полезной…
— Прости, я сама не понимаю, в чëм дело, — виновато отозвалась Гамалиэль, — речь даже не о том, чтобы подчинить Бездну. Она не хочет покидать его тело. Я чувствую, как она скалится, как загнанный в угол зверь, и каждая капля даëтся мне с таким трудом…
— Ладно, поплачешь, когда в наших руках будет весь наш народ, — подбодрил еë Молох, — королева Гамалиэль… Как тебе?
— И король Молох.
— Звучит, как тост… Ладно, за работу!
