Безмолвные призраки Хионы - Влада Ольховская
Фауста редко пересекалась с ней. Девочка была диковатой, обычно она держалась сама по себе, лазила по крышам и каким-то подворотням, не дружила с другими детьми, да и со взрослыми говорила, только если это было совсем уж необходимо. Теперь же этот угрюмый ребенок сидел на широком подоконнике у открытого окна и смотрел на Фаусту настороженно, как рираши на охотника.
– Ты зачем пришла? – удивилась Фауста.
Многие обращались к Вердад с показным почтением, на «вы», надеясь, что ее симпатия добавит им очков в глазах ее деда. Фауста до такого опускаться не собиралась, она вообще не нуждалась в одобрении главы колонии – за столько лет работы она и так заставила его себя уважать.
Она ожидала, что более странной эта встреча не станет и очень быстро закончится. Однако Вердад сумела удивить ее еще больше:
– Меня Гектор прислал. К вам.
– Что?! Ты знаешь, где сейчас Гектор?
– Не знаю, – покачала головой девочка. – Он мне не говорит, и в этом он прав. Но мы иногда встречаемся, по-другому поддерживать связь опасно.
Приходить сюда с такими новостями тоже было опасно. Маленькая дурочка не понимала, что, если бы она ляпнула такое в любой другой лаборатории, за ней бы уже спешила городская стража. Потому что в других лабораториях стояла прослушка – Фауста знала об этом и со своей территории все микрофоны убрала, ее раздражала мысль о такой бесцеремонной слежке. Городской страже это не нравилось, но Фауста была достаточно ценна для колонии, чтобы с ее мнением считались.
Однако это вовсе не означало, что Фауста была готова совсем уж откровенно нарушить закон, помогая беглому убийце.
– Если ты знаешь, как его найти, ты должна об этом сообщить!
– Правда? – Вердад посмотрела на нее темным, совсем не детским взглядом, который плохо сочетался с ее кукольной внешностью. – Вы серьезно предлагаете это, зная, что его убьют?
– Не обязательно, что его убьют, – смутилась Фауста. – Могут отправить на исправительные работы!
– Нет. За убийство сына правителя его убили бы в любом случае, а за побег – тем более. Никто не будет его слушать.
– А ты разве не должна этого хотеть? Он же убил твоего дядю…
Фауста понимала, что это жестоко – говорить такое маленькой девочке. Но она не сдержалась, слишком уж непонятно вела себя Вердад.
Девчонка не отступила и теперь:
– Я не верю, что он убил дядю Элию. Я считаю, что его подставили, и вот как раз те люди хотят его смерти. А я хочу справедливости!
– Я понимаю, что это очень страшное, бессмысленное убийство, и тебе хочется найти в нем хоть какую-то логику…
– Вы уж извините, но вы понимаете гораздо меньше, чем вам кажется, – прервала ее Вердад. – Моего дядю убили не просто так.
– И какой же была причина?
– Чтобы он не помешал тем, кто уже внутри колонии.
Чувствовалось, что девочка не доверяет ей до конца. Может, она вообще не пришла бы сюда, если бы ее не послал Гектор. Но этим двоим нужна была помощь, и Вердад рассказала свою теорию до конца.
Теория была в равной степени дырявой и странной, не сходилось там почти все, но Вердад это не смущало. Ее дядя якобы обнаружил странную болезнь, которая меняет людей так, что они становятся опасными для окружающих. Откуда взялась болезнь – непонятно. Как происходит заражение – еще не установлено. Чего хотят измененные люди – тоже никаких вариантов. Но Вердад почему-то считала, что это не так уж важно, и слепо верила полуадекватным записям, оставленным Элией.
Она считала, что смерть ее дяди как раз стала доказательством его правоты. Поэтому именно Вердад освободила Гектора из заточения.
– Он, кстати, тоже мне сначала не поверил, – заметила она. – Вот прямо как вы сейчас. Но у него было больше причин идти на сотрудничество, он-то точно знал, что его подставили.
Просто прятаться после побега было бессмысленно: колония не так уж велика, а Хиона не приспособлена для одинокого существования. Не мог же Гектор уйти к своим любимым демонам! Они бы не прониклись его восхищением и сожрали бы его точно так же, как жрут все живое. Поэтому он в порыве отчаяния ухватился за версию, подброшенную маленькой девочкой, начал искать доказательства того, что Элия был прав.
И умудрился что-то найти.
– Он просил передать это вам, – сказала Вердад.
Она спрыгнула с подоконника, подошла ближе и протянула Фаусте небольшой сверток. Фауста посмотрела на светлый обрывок ткани, в который было завернуто что-то маленькое, но принимать его не спешила.
– Что это?
– Гектор нашел это на одной из станций.
– Это не отвечает на мой вопрос.
– Я знаю, но он и мне не объяснил, что это такое. Возможно, сам не знал или не хотел. Он сказал, что вы должны исследовать это и что вы поверите нам, если все окажется так, как он думает.
– Что ж, заинтриговать он всегда умел, – усмехнулась Фауста. – Ты понимаешь, во что меня втягиваешь? Гектору уже хуже не будет, он и так наработал на смертную казнь. Тебя вообще никто не тронет, так, по заднице пару раз дадут. Но если станет известно, что я помогала вам и не вызвала городскую стражу, я потеряю все.
Вердад не смутилась:
– Да, такой вариант есть. Но вы лучше подумайте о том сценарии, при котором мы правы. Вы сможете простить себя за то, что не помогли нам, когда еще было время все исправить?
В коридоре прозвучали чьи-то шаги, они спугнули Вердад до того, как она получила ответ. Девчонка сорвалась с места испуганной птичкой и ловко выпрыгнула в окно первого этажа, оставив на подоконнике мокрые следы. До Фаусты только сейчас дошло, что окно она не открывала, эта малявка просто беззвучно вскрыла замок. Да, совсем простенький – но все же!
Сначала Фауста вытерла подоконник, а потом только взяла свиток, оставленный девочкой. В ткань оказалась завернута какая-то раковина – или ее осколок. Светло-бежевая, мягко блестящая, она легко помещалась на ладони Фаусты и была ей совершенно не знакома. Но в этом не было ничего удивительного, Фауста, в отличие от Элии и Гектора, зоологией никогда не увлекалась, она работала только с людьми.
По-хорошему, нужно было действительно отдать эту ракушку охране, как Фауста и говорила Вердад. А она не смогла. Потому что она и правда была не готова к тому, что Гектора казнят перед толпой зевак. И потому что в городе действительно творилось нечто… необычное.
Нельзя сказать, что это пугало Фаусту или даже по-настоящему привлекало ее внимание. Однако она отмечала, что люди то и дело не
