Вор - Меган Уэйлин Тернер
Я покопался в карманах синих штанов, выданных волшебником. Один карман зачерпнул воду и промок насквозь, другой остался более или менее сухим. Спички лежали в обоих. Я стянул целую коробку серных спичек в небольшом серебряном футляре еще в первой таверне, где мы ночевали, а на вторую ночь – еще штук пять или шесть. Те, что я взял у Поля, были завернуты в промасленную бумагу. Вода до них не доберется. А еще в сухом кармане лежали ножик со складным лезвием, позаимствованный у человека, однажды сидевшего рядом с нами за обедом, несколько кожаных шнурков, хлопковая бечевка подлиннее и фибула, которой волшебник застегивал плащ. Наивный человек, он думал, что обронил ее перед последним купанием. В мокром кармане обнаружились разнообразные монетки, два намокших куска сушеного мяса и гребень Амбиадеса. Интересно, заметил ли он пропажу.
Я сунул в рот один кусок мяса и стал жевать, размышляя. Можно, конечно, повернуть назад и принести подпорки для дверей и новую лампу, но дело в том, что они мне не очень-то и нужны. Я не сомневался в своих способностях открыть любую дверь, если в ней есть замочная скважина, и привык работать без света. Достал из серебряного футляра одну спичку и зажег. Вдаль уходил коридор, вырубленный в скале, и в конце виднелась еще одна дверь. Как можно плотнее пристроив башмак под дверь, я пошел вперед. Спичка догорела до самых пальцев, я задул ее и продолжил путь в темноте.
Дверь была заперта. Я открыл ее, проверил, есть ли на той стороне замочная скважина, и только тогда закрыл за собой. За дверью начинался еще один коридор, точно такой же. Я зажег спичку и двинулся ощупью вдоль каменных стен. Пол был неровный, я споткнулся и ушиб палец, тогда стал ступать осторожнее. Спешить некуда. С одной стороны пальцы коснулись чего-то холодного, твердого и идеально гладкого. Я остановился, ощупал свою находку тщательнее, потом зажег спичку. Это было гефестийское стекло, обсидиан, он образовался, когда порода, по которой я иду, была расплавлена и растекалась по всем окрестностям. В древние времена из обсидиана делали наконечники стрел и копий, да и сейчас ценят очень высоко. Он идет на ювелирные украшения и лезвия церемониальных ножей. Попавшийся мне кусок был величиной с мою голову. Я бы разбогател, если бы сумел выковырнуть его из стены.
Я пошел дальше. Скользящие по стене пальцы снова и снова натыкались на куски обсидиана. Зажег спичку – оказалось, я попал на перекресток. Так всю ночь я и бродил по коридорам – по целому лабиринту, выдолбленному в каменном утесе. Бродил, пока не заблудился.
В один прекрасный момент я с удивлением обнаружил перед собой ту самую дверь, через которую попал сюда. Я никак не ожидал увидеть ее в конце коридора, поэтому остановился и задумался. Попытался мысленно составить карту тех мест, по которым блуждал в темноте. Дело это сложное, но у меня богатый опыт. Я был уверен, что никак не мог вернуться к той же самой двери. Зажег еще одну спичку, поискал скважину, вскрыл замок инструментами. Открыл дверь, ощупал с другой стороны – отверстия не было. Дверь была как две капли воды похожа на ту, через которую я вошел. Даже неровный камень на стенах казался таким же. Получается, это другой конец той самой западни. Чиркнул еще одной спичкой – осталось всего семь – и увидел на полу свой лапчатый лом, а рядом с ним опрокинутую набок латунную лампу.
Ну конечно, подумал я. Вот сейчас я шагну через порог забрать ломик и лампу, дверь за мной захлопнется, и я останусь тут навсегда. Ну уж нет. Но лампа мне была очень нужна, поэтому я ногой придержал открытую дверь – она была тяжелая и царапала кожу, – снял через голову тунику и очень плотно подпихнул ее под дверь. Потом снял нижнюю рубаху и, скомкав, на всякий случай заклинил дверь у косяка. Полуголый и дрожащий, я юркнул в западню, схватил свои пожитки (башмака не было) и выскочил. Уф. Целый и невредимый.
Из лампы вылилась часть масла, но осталось еще довольно много. Я зажег ее и пошел по коридорам, которые до этого знал лишь на ощупь. Лабиринт оказался невелик, заблудиться в нем сложно. Мне вспомнился храм богини ручья, возле которого мы остановились в горах. Тот храм был небольшой, посвящался мелкому божеству, а этот лабиринт превышал его размерами совсем ненамного – всего лишь раза в два или в три. И на храм он мало похож, по крайней мере, я таких не видывал. В нем не было ни наоса, ни, конечно, пронаоса, ни статуй богов или их молельщиков. И самое важное, не было опистодома, сокровищницы, где хранятся самые ценные подношения. Лишь путаница коридоров, вырубленных в каменной скале.
Я бы решил, что волшебник где-то ошибся, если бы не одна деталь. В самой глубине лабиринта, дальше всего от входных дверей, обнаружился коридор пошире, отделанный тщательнее остальных. Пол в нем был скошенный, и одна сторона представляла собой самую низкую точку лабиринта. Вода там стояла на несколько дюймов, и над поверхностью отчетливо выступали кости. Они копились тут много лет. Когда Арактус отступил, эти кости так и остались непотревоженными.
Вперемешку лежали черепа, истончившиеся как яичная скорлупа, кости подлиннее вроде бедренных и мелкие изогнутые ребра, торчавшие концами из темной воды. Интересно, как долго растворяется кость? Лет пятьдесят? Сто? Давно ли покоятся здесь эти останки и сколько их уже исчезло без следа? Я пошарил пальцами в воде и вздрогнул от холода. Как могло случиться, что столько смельчаков приходили сюда на поиски и нигде не сохранилось никаких сведений о них? Почему Дар Гамиатеса до сих пор остается утерянным, если так много народу знает, что его надо искать именно здесь? Свет моей лампы отражался в воде, то пряча одни кости, то выхватывая из темноты другие. Вот косточки помельче складываются в очертания руки. Я отступил на шаг и оставил водную гладь во тьме. Пошел обратно по коридорам, высматривая, не открывается ли где-нибудь не
