Три принца (СИ) - Селютин Алексей Викторович

Но самое обидное было то, что я ничем не мог помочь. Я бы и хотел. Да не мог. И я, и он — мы оба знали, почему так пришлось поступить. Ради чего. И я надеялся, что профессор, несмотря на общее дряхление организма, продержится ещё достаточно долго. Я бы очень хотел, чтобы он увидел перемены своими глазами. Чтобы дождался моего возвращения, чтобы познакомился с Дейдрой, чтобы со своей башни узрел выстроенные в ряд полки, чтобы присутствовал, когда надменные послы раболепно согнут спины перед аниарном. Чтобы продержался до момента, когда моя нога ступит на каменистый берег острова Темиспар, рука будет крепко сжимать энергетический щит, а в глазах гореть огонь возмездия. Всё то, что мы обсуждали вместе, я хотел, чтобы он увидел собственными глазами.

Но письма отчётливо пахли фатализмом. И я понимал, что здесь от меня не зависит ничего.

Часть 5. Глава 11. Семейная идиллия

— А-а-а-х… А-а-а-а-а-х…, - протяжные стоны Дейдры действовали на меня, как афродизиак. Когда она разобралась что к чему, когда поднаторела в плотских утехах под моими умелым руководством, больше молча не кусала губы и не закрывала глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Она перестала сдерживаться и была довольно эмоциональной. Поэтому любая битва в постели, где она ярко и громко демонстрировала свои эмоции, таким образом укрепляя моё орудие, заканчивалась обоюдной победой. — Ещё… Ещё… Я почти на вершине!… А-а-а-а-а-а!!!

Раннее зимнее утро началось весьма приятно. После непродолжительной борьбы мы укутались в тёплое одеяло. Горячей щекой удовлетворённая Дейдра прижималась к моей груди, улыбалась и отпускала в мою сторону фривольные комплименты. Она научилась льстить мужскому самолюбию, что ранее за ней не замечалось. И я примерно догадывался, кто ей подсказал, как надо правильно себя вести в постели с мужем.

Прошло пятнадцать декад с моего появления в Валензоне. Самые лютые холода уже ушли, и все жители города, а не только жители королевского дворца, потихоньку выползали из схронов. Радуясь смотрели на таящий снег, и подставляли лица под всё ещё холодное солнце.

Не стали исключением и мы. Элазор лишь изредка смотрел на живую природу из окна, но Дейдра уже не стеснялась прогуливаться по дворцовой территории, знакомилась с придворными и очень-очень вежливо вела себя с принцем. Она заметно заматерела за это время. В абсолютном смысле этого слова. Год назад я оставлял молодую влюблённую девушку, которая плакала и растерянно махала рукой на прощанье. Как и я, она не строила иллюзий. Она догадывалась, что я могу не вернуться. Но сейчас, спустя множество невзгод, спустя скитания, голод, истощающую организм беременность и тяжёлые роды, она заметно изменилась. И не только внешне. Её тело утратило прежнюю свежесть. Несмотря на быстрое восстановление после родов, тело перестало быть телом девушки. Теперь это было тело женщины.

Но, как бы странно это не звучало, в этом теле теперь обитала женщина.

Восторженность и непосредственность, ранее столь присущие Дейдре, испарились. Восторгалась она теперь лишь Элазором. Ребёнок радовал её глаз и грел душу. Ко всему остальному миру она стала более сурова. Даже ко мне в каком-то смысле. И в таком поведении сыграло основную роль не инстинктивное желание уберечь малыша от всяческих невзгод, а переживания за мою судьбу. Как она честно призналась, её страшит неопределённость аниранского пути. Она с ужасом вспоминала дни без крепкого мужского плеча под рукой. Тот страх она больше не желала испытывать никогда… Она вспоминала дни, проведённые в неизвестности. Дни переживаний о том, почему я не прихожу. Почему не появляюсь. Почему не спасаю её. Но самые сложные моменты ей пришлось пережить, когда паника побеждала. Когда вера оставляла её. Были дни, когда она себя убеждала, что я никогда не вернусь. Что отныне она останется одна, а родной мир так и не будет спасён.

Да, Дейдра изменилась. Хоть по земным меркам она ещё не достигла двадцати лет от роду и, по идее, даже не начала цвести, суровые будни уже изменили её. Теперь рядом со мной лежала закалённая жизнью женщина, а не восторженная девушка.

— Утренний милих мне нравится больше, чем милих ночной, — промурлыкала Дейдра. — Валишься носом в подушку. Не разбудить тебя. А вот утром…

— Ты и сейчас меня разбудила, кстати, — я машинально толкнул кроватку, где что-то булькотел Элазор. Кроватка заходила туда-сюда, и я услышал довольный смех. — Хоть самым прекрасным способом, не спорю.

— А я уж подумала, ты не проснёшься, — засмеялась она. — Я так старалась, так старалась. А он хоть бы что — дрыхнет и дрыхнет.

— Потому что стал, наконец, высыпаться.

И действительно: с некоторых пор спал я, как убитый. Хотел бы я сказать, что стал спать крепко, потому что больше не испытывал тревогу за Дейдру и остальных. Но это не так. Я высыпался и спал крепко, потому что Голос больше не приходил ко мне. С того самого раза, где он наградил меня дифирамбами и восторженными аплодисментами иллюзорной толпы, я не видел больше снов. Вообще никаких. Когда я засыпал, я не засыпал — я отрубался. Не ворочался на кровати, не искал место поудобнее. Я просто погружался в темноту. И ни разу за прошедшие месяцы не увидел ничего. Больше не парил над лесами и озёрами. Больше не сидел на облаках. Я просто проваливался в беспамятство.

Продолжительное отсутствие подсказок, к которым я уже привык, поначалу немного беспокоило меня. Но, поразмышляв, я, кажется, сделал верный вывод: в Астризии аниранов не осталось. Голосу некуда меня гнать. Я и так знаю, где следующие два. Уверен, в первую же ночь, когда моя нога ступит на гальку острова Темиспар или на песчаный берег жаркой Флазирии, Голос укажет направление. Ткнёт пальцем, образно говоря. А не образно говоря — прикажет идти и убивать.

— Нет, наверное, это не я, — Дейдра картинно надула губки, когда я не поддержал её игру, а задумался. — Это, наверное, приближающаяся весна на тебя так действует.

— Это ты, — я крепко сжал её в объятиях. — Ты — моё сокровище.

Она заурчала, как кошечка. Прижалась ко мне, доверительно смотря счастливыми глазами.

— Мы бы могли прожить в этом дворце всю жизнь.

— Да, могли бы, — вздохнул я на её ремарку.

Об этом я тоже думал. И часто вспоминал разговор с профессором Гуляевым, где он рассказывал о причинах утраты мотивации. Сейчас его я, наконец-то, стал понимать. Осенние и зимние месяцы, проведённые в максимальном комфорте рядом с любимой женщиной, у любого отобьют желание что-либо делать. Просто живи в тепле. Ешь, пей, занимайся сексом. Расти сына, посади дерево мимоходом и, возможно, построй дом. Зачем спасать какой-то мир, до заката которого ты всё равно не доживёшь? Ну, возможно, ты доживёшь. Но точно не доживут те, кто тебе дорог. Не лучше ли потратить большую часть отмеренного тебе времени на мгновения счастья? На то, что действительно важно? На семью, например.

Но, как подобные мысли не старались сбить меня с верного пути, им не удавалось. Я точно знал, что стоит на кону. И помнил всех тех, кто пожертвовал жизнью ради того, чтобы аниран продолжал идти вперёд. Как бы мне не хотелось где-нибудь пустить корни, я никогда так не поступлю. По крайней мере до тех пор, пока не встречу это безжалостное инопланетное божество и спрошу у него: "За что?".

— У тебя был кто-то? — внезапный вопрос Дейдры совершенно не вязался с мурлыканьем на моей груди секунду назад. Поэтому я растерялся.

— В каком смысле?

— Ну, без меня. Пока ты был… там где-то. Женщины, я имею в виду. Были?

Прищурившиеся глаза буравили меня насквозь. Вопрос был настолько неожиданным и несвоевременным, что я не сразу сообразил отбить шарик для пинг-понга — сказать безапелляционное "нет!".

— Что за ерунду ты говоришь? — глаза я моментально отвёл. Ибо не только слышал басни про бабскую чуйку, но и на собственном опыте убеждался, когда меня — молодого футболиста — рассекречивали на раз. А затем устраивали скандалы. — Нет, конечно же.