Сказки Освии. Магия в разрезе - Татьяна Бондарь
– Комир, – выдохнула я. Голос был слабым, но после разговора с Геральтом и долгого одиночества, я была рада и его компании
– Прихвостень сумасшедшего мага. Как тебя угораздило связаться с Геральтом?
Язык слушался неохотно, жалея силы на каждое слово. Комиру было неловко, стыдно и страшно. Страшно едва ли не больше, чем мне. Он не выдержал, сполз на пол и расплакался истерически, без слез, выплескивая наружу то, что копилось в нем долгое время.
Геральт подошел к нему на дороге, когда Комир после праздника сбора урожая направлялся в академию, чтобы спокойно окончить последний год и выйти хоть не очень хорошим, но все-таки магом. Геральт пообещал, что всего за месяц превратит его в лучшего студента, и сделает так, что по окончании академии Комиру дадут такую рекомендательную грамоту, с которой можно будет служить в самых богатых домах столицы. Его слова ослепили Комира. Он был седьмым ребенком в семье простого горшечника и не всегда мог рассчитывать даже на сытный ужин, не то что на богатство или власть.
Геральт рисовал перед ним картины сказочного будущего, достойного короля, Комир не утерпел и поддался. Сначала все шло хорошо. Маг и вправду всего за месяц обучил его всему, что требовалось для получения отметок в академии. Комир выполнял мелкие заказы, сумел заработать на дорогой камзол и безделушки, стал тратить деньги на подружек и даже подкармливал своих прихвостней, желая задобрить их. К хорошему привыкают быстро.
Комиру никогда не нравился Геральт, но страх и уважение заставляли его продолжать ходить к нему снова и снова. Вскоре Геральт предложил Комиру подшутить над одним почтальоном и показать, как на практике работает заклинание ответственности, накладываемое на всех служителей почты. Они вместе поймали беднягу, сломали колдовство королевских магов и поставили свое. Даже тогда Комир ничего не заподозрил. Ему показалось забавным, что теперь почтальон перед тем, как понести письма в академию, сначала сворачивает в лес, и с остекленевшим взглядом вытряхивает содержимое мешка перед его хозяином.
Так было до тех пор, пока Геральт не убил несчастного почтальона. Комир не видел и не знал, почему это произошло, но понял, что его учитель ему не нравился не зря. Комир стал прятаться и отсиживаться под куполом, решив больше никогда не видеться с ним, однако Геральт не отстал. Комир сам не понял, как вышел за ограду. Он очнулся, когда уже стоял у леса напротив Геральта. Маг сумел подчинить его себе так же легко, как сумел подчинить почтальона. Геральт насмешливо пообещал, что, если Комир не выполнит его последний приказ, он переложит вину за убийство почтальона на него, и никто не сумеет доказать обратное. Комир ему безоговорочно поверил. Дело показалось ему не трудным и безобидным – нужно было просто подложить письмо под мою дверь, и Комир согласился, даже не взглянув на гербовую печать на нем. Это последнее дело поставило жирную точку на его привычной жизни, превратив в преступника и беглеца.
– Я не знал! Я не знал! – повторял он, будто пытаясь убедить самого себя. – Я бы никогда, веришь, никогда! Мне так жаль…
– У тебя еще есть шанс все исправить, – я ему даже немного сочувствовала. Если быть полностью честным с собой, придется признать, что вряд ли сумел бы поступить умнее или лучше, чем другой человек в такой же ситуации.
– Если тебе и вправду жаль – развяжи меня, – просто сказала я. Комир замотал головой, из его глаз ручьями потекли слезы.
– Не могу! Он убьет меня, а ты выйти все равно не сумеешь. Купол настроен так, что это невозможно без разрешения Геральта – тебя рассеет в пыль. Он когда меня сюда притащил – показывал. Палку бросил, она до границы долетела и – пф! только морось на клумбу осела. Я уже месяц пробую купол снять, но никак! Геральт мне никогда не учил этому, заранее знал, что этим кончится. Я такой же пленник, как и ты.
– Нет, не такой же. У тебя развязаны руки и тобой не кормили жука из колодца. Ты все равно можешь помочь. Сначала залечи мне раны. У тебя есть очередка?
Комир мотнул головой и спрятал лицо в колени.
– Моя должна быть на месте, за голенищем правого сапога.
Комир не двигался.
– Ну! – прикрикнула я на него. – Если то, что ты сказал – правда – помоги! Считай, что это мое последнее желание.
Комир покосился опухшими глазами на пятна крови, чернеющие на моих разодранных штанах, на мокрую перепачканную рубашку, липшую к телу, на ошметки кожи, оставшиеся от сапог, на кружева сползшего разодранного чулка, казавшегося здесь таким неуместным. Комир сглотнул и перевел взгляд на дверь. В нем боролись страх и искреннее желание хоть как-то загладить свою вину.
– Хорошо, – наконец решился он. – Хозяин ничего не заметит, если не трогать одежду.
Он опустился передо мной на колени, взялся обеими руками за мой правый сапог, подержал его секунду, а потом закатив глаза неожиданно обмяк, откинулся на спину и растянулся на досках пола.
На мгновение я испугалась, подумав, что Геральт заговорил свой купол так, что он убивал любого, шедшего против воли хозяина. Это было возможно, прежний купол Рональда, например, превращал в кота всякого, кто осмелился покуситься на его жизнь. Присмотревшись к неподвижному телу Комира я заметила, что он дышит, и немного успокоилась. Комир пролежал несколько минут прежде, чем стал приходить в себя. Он перевернулся на бок и сел.
– Я что, потерял сознание? – спросил он, пытаясь вспомнить, что произошло. Я молча кивнула. Комир залился краской и стал поспешно объяснять:
– Я вообще-то крови не боюсь, просто иногда, когда вижу ее – отключаюсь. Такое бывает, у меня много друзей точно так отключаются. Это все из-за особых испарений крови, они снотворно действуют на мозг…
Комир сам понимал, как неубедительно это звучит. Он сдался, беспомощно опустил голову и признался:
– До смерти боюсь крови.
Я снова кивнула. Поднимать Комира на смех сейчас уж точно было незачем. К тому же у каждого человека был свой страх. Для Комира это кровь, для остальных тоже находились варианты – темнота, высота, злые менестрели, крысы, змеи, пауки, жуки… На последнем образе, по спине пробежали мурашки, живот стянуло холодом. Многоногие плотоядные твари с длинными коленчатыми лапками, живущие в мрачных колодцах… По телу прошла дрожь, что угодно, только не это. Я протянула вперед связанные ноги. Комир снова взялся за сапог, и, стараясь не смотреть, стал ощупью искать припрятанную бутылочку. Он грубо цеплял едва подсохшие порезы, я терпела, стиснув зубы, но тут он задел особенно глубокую рану, я не сдержалась и лягнула его, заорав:
– Больно!
Комир обиженно засопел, но стал осторожнее. Подцепив сапог за каблук,
