Кристина Стайл - Дикая охота
Конану снился светлый и добрый сон, в котором он разговаривал с Млеткеном, и суровый охотник говорил ему, что очень жалеет об одном: им так и не привелось стать друзьями. Затем ветлан поблагодарил киммерийца за его мужество и доброту и попросил потерпеть еще совсем немного: как только Шаман будет наказан, душа Млеткена предстанет перед старой Рультаной и поселится в хорошем умране, где будет поджидать Уквуну. Конан пытался ему ответить, но, как и прежде, не мог произнести в своем сне ни слова.
Несмотря на тесноту, путники прилично выспались и, подкрепившись, решительно направились к стойбищу Анкали. Они не знали, какой прием их ждет, ведь Млеткен и его сестра бросили вызов самому Великому Шаману, но надеялись, что природная мягкость и гостеприимство ветланов не откажут им и на сей раз. Уж очень не хотелось начинать отношения с незнакомыми людьми, к которым ни Конан, ни Джерим не испытывали ни вражды, ни злобы, с потасовки. Тем более, зная, что у этого северного народа нет воинов, киммериец прекрасно понимал, чем могла бы кончиться любая стычка. А он вовсе не жаждал крови соплеменников Анкали.
Они шли совсем недолго, когда перед глазами путников открылся ослепительный простор: лучи солнца, становившегося день ото дня все жарче и жарче, растопили льды, и Северное море явило людям свой лик. А между ним и тундрой, из которой вышли путники, вдоль побережья раскинулось стойбище — ряд совершенно необычных для глаз варвара и вендийца остроконечных строений, затянутых шкурами. Людей не было видно, но Анкаля пояснила, что женщины, скорее всего, занимаются домашними делами, дети играют где-нибудь на берегу, а мужчины, видимо, готовятся к охоте, ибо открывшаяся вода означает великое событие — пришло время ловить морских быков.
Из умрана, стоявшего на краю стойбища, появилась миловидная женщина. Конан сразу же узнал ее: Уквуна, жена Млеткена, которую он не раз видел в своих странных свах. Уквуна подняла руку и, приложив ее к глазам как козырек, пристально посмотрела на путников, затем охнула, сделала два нерешительных шага в их сторону и вдруг медленно осела на подтаявший снег. Анкаля со всех ног бросилась к ней и помогла подняться. Женщины обнялись и заплакали.
— Не может быть, — бормотала сквозь слезы Уквуна, — не может быть. Все думали, что ты умерла, и лишь Млеткен верил, что найдет тебя.
— Он меня и нашел.
— Но где? Где он?! — вскричала Уквуна, — Что это за люди? Почему его нет с вами?
— Я все объясню тебе, — со вздохом ответила Анкаля, предвкушая нелегкий разговор. — Что же ты не зовешь нас в дом?
Нехитрое убранство умрана несказанно удивило и Конана, и Джерима. Им еще никогда не приходилось бывать в таких домах. Все казалось странным: и то, что на столь В небольшом пространстве помещалось все необходимое для вполне удобного существования, и то, что маленькие жирники давали достаточно и тепла, и света, и то, что на стенах, сделанных из шкур, не видно ни малейшего следа копоти, хотя мыть умран было явно не принято. Ветланы практически не использовали металлов, посуда была сделана из кости или камня. Все здесь было непривычным и чужим, но ощущение покоя и уюта не оставляло гостей.
Разговор с Уквуной получился нелегким. Как объяснишь женщине, что в этом черноволосом гиганте, заполнившем своим могучим телом почти все свободное пространство, живет душа ее мужа? Как докажешь ветланке, свято соблюдавшей обычаи своего народа, что Великий Шаман — лгун и мерзавец? Как расскажешь ей о далеких странах, лежавших отсюда на расстоянии многих дней пути, когда она даже представить себе не могла, что где-то далеко за тундрой вообще живут люди, причем такие разные, совершенно непохожие друг на друга?
Спасибо Джериму, он оказался прекрасным рассказчиком. Терпеливо, словно маленькому ребенку, он сумел так красочно и доходчиво описать Уквуне все их похождения, что в конце концов несчастная женщина поверила им. Да и как не поверить собственным глазам, когда вот она, Анкаля, сидит рядом, живая и невредимая, и, слушая юношу со странными рыжими глазами, все время кивает, во всем соглашаясь с ним?
В умране было жарко, и Анкаля, сбросив с себя век, лишнюю одежду и оставшись в узенькой набедренной повязке, предложила гостям тоже раздеться, что они с радостью и сделали. Уквуна подала ароматный отвар из множества трав, которые собрала еще прошлым летом, и Конан, с удовольствием прихлебывая горячий напиток, вдруг впервые со дня знакомства с Анкалей заметил, как необычайно хороша спасенная им девушка. Ему нестерпимо захотелось обнять ее худенькие плечи, коснуться губами изящной шеи. посадить прелестницу себе на колени, но в тот же миг он вздрогнул, словно уже протянул руку за спелым, сочным плодом, а кто-то изо всех сил шлепнул его по руке. «Я понимаю, это твоя сестра, — мысленно обратился он к душе Млеткена. — Я тоже готов полюбить ее всей душой, но тело-то, надеюсь, принадлежит все-таки мне?» Затем, поняв нелепость происходящего, варвар криво усмехнулся и завел длинную беседу с Уквуной, чтобы не думать о прелестях девушки.
Уквуна, довольно быстро свыкнувшись с тем, что услышала от вендийца, немного ожила и начала рассказывать о жизни стойбища. Зима прошла спокойно, и лишь несколько самых старых людей отправились к Рультане. Светлый бог Тнарган не разлюбил свой народ и вовремя одарил его теплом и светом, Таграй часто навещал Уквуну, помогал ей перезимовать, делясь своей добычей, и, похоже, надеялся на возвращение Анкали, ибо все это время даже не посмотрел ни на одну девушку. При этих словах Анкаля вспыхнула, и киммериец понял, почему Млеткен столь яростно пресек его вожделение.
— А почему не видно никого в стойбище? — поинтересовался Джерим. — Куда все делись?
— Да никуда, — пожала плечами Уквуна. — Наступил Сезон охоты на морских быков, и мужчины вышли в норе.
Неожиданно перед глазами Конана предстала такая ясная картина, словно он не сидел в умране, а охотился сейчас вместе с мужчинами стойбища. Это снова проснулась память Млеткена. Охота была излюбленным его занятием. Да это и не удивительно, ибо каждый морской бык давал мяса не меньше, чем двадцать алпачей, а к охоте на них готовились задолго до начала сезона. Выход в море был настоящим праздником для любого ветлана.
Внутренним зрением Конан увидел Северное море, скинувшее тяжелые льды и дышавшее полной грудью. На темной воде, которая казалась плотной, играли морские быки. Откуда-то из глубин показывались их головы, похожие на старые пни, огромные, с белыми острыми бивнями, с большими губами, на которых торчали жесткие щетинистые усы. Быки, открыв зубастую пасть, набирали воздух, взмахивали ластами и снова ныряли. Только опытный охотник мог определить, где снова покажется голова зверя. Для этого нужно было знать, как он ныряет, заметить, в какую сторону направлены клыки, как глубоко он ушел под воду. Замешкаешься или ошибешься — не видать удачи.
