Корона Меднобородого - Алексей Вячеславович Зубков
— Чтобы ты подавился, — сказала Оксана, и боярин немедленно подавился.
Добивать подавившегося Ласка посчитал нечестным и не стал. Пока Бельский кашлял, перепрыгнули на борт. Ласка подхватил Оксану, а Вольф шубу.
— Отдать концы! — крикнул Ласка, — Поднять паруса!
— Ты что, пират? — удивился капитан.
Матросы без приказа капитана пальцем о палец не ударили.
— За проезд уплачено, изволь везти.
— Или что?
— Или мой меч, твоя голова с плеч, — сказал Вольф.
Капитан посмотрел в глаза Вольфу и согласился.
— Поднять паруса! — скомандовал он, и матросы тут же потянули за концы.
На берегу Бельский кашлял-кашлял, но сообразил перекреститься и вернул себе дар речи. Вокруг него собрался народ.
Кораблик удачно поймал ветер и взял курс на юго-запад, подгоняемый еще и попутный течением.
— Куда вас везти, православные? — спросил капитан, — Мы в Констанцу заходим, а оттуда в Истанбул.
— Чья власть в Констанце? — спросила Оксана.
— Жили там раньше по пути из варяг в греки православные валашцы и болгары, — ответил Вольф.
— Живут по сей день, — подтвердил капитан, — Верховная власть там у правоверных, а местная у местных. Хотите, в Констанце высажу? Порт там не османы и не валашцы, а греки держат. В порту высажу, в город выйдете. Дальше сами. Но на Русь оттуда короткой дороги нет.
— Знал бы ты, какой дорогой меня сюда с Руси занесло, — вздохнул Ласка, — Я уж про короткие дороги и думать забыл. Нам сейчас одна дорога. В Истанбул.
— Ой, что там? — крикнула Оксана.
Сзади за кормой виднелся парус другого корабля.
Капитан пригляделся.
— Это османская галера. Идет нашим курсом, но под парусом им нас не догнать.
К полудню парус превратился в точку на горизонте. А еще через пару часов на море встал мертвый штиль.
— Здесь так бывает, — сказал капитан, — Русское море наши предки называли Понт Аксинский — негостеприимное море. То штиль, то ветра. На подходе к Крыму можно поймать южный ветер, который выбросит корабль на скалы. Можно поймать ветер сильными порывами, хоть паруса убирай. Можно встретить южный ветер с туманом. Течение несет нас к Констанце, но ветра могут сильно сбить с курса.
Пока парусник грустно стоял, на галере налегли на весла. Из точки она стала маленьким корабликом, а потом приблизилась так, что уже и мачту видно.
— У меня солдат нет, — сказал капитан, — Сдайтесь им по-хорошему, Христа ради.
— Черта лысого мы сдадимся, — ответил Ласка, — Что раньше, солнце зайдет или они подгребут?
— Они.
— Тогда мы с Вольфом идем на абордаж.
— Ты в своем уме? — спросил Вольф, — Не пойду я ни на какой абордаж. Там полная галера солдат.
— Батя говорил, у басурман на веслах сидят рабы. Если их поднять, они за нас станут биться.
— Не поднимешь. Рабы — они потому и рабы, что сидят смирно и гребут. Кто бы стал их брать на борт, если бы они чуть что становились на сторону врага?
— Батя говорил, однажды латинский священник смог поднять гребцов и захватить галеру.
— Так то священник. За ним Бог. А за нами что? Ведьма?
— Оксана! — позвал Ласка, — Ветер поднять сможешь?
— Нет.
— Точно?
— Дай мне шест и колодец, может подниму. Но если с юга придет, не жалуйся.
— А гребцов поднять? — спросил Вольф.
— Каких? — Оксана оглянулась. На паруснике гребцов не было.
— Вон тех.
— Османов?
— Да не дури, там же русские мужики на веслах.
— Что я с ними сделаю?
— Ты ведьма или кто? У ведьмы первое удовольствие мужчину перехитрить, чтобы делал что она хочет.
— Что мне их соблазнить, или что?
— Ну разозли их, чтобы там османам морды побили. Ведьма что, не может мужчину с мужчиной поссорить? Да вам это раз плюнуть.
— Вот ты задачки задаешь.
— Или в гарем обратно захотела? Вот, смотри, твой знакомый боярин на носу стоит.
— Я попробую. Но что получится, не знаю. Отвернитесь все. Сейчас еще гребень возьму.
Оксана скинула платье, оставшись в нижней рубашке. Распустила косу и перекинула волосы на грудь. Вышла на корму и запела, проводя гребнем по волосам.
— Помолясь, взгляну на небо.
Журавли летят на юг.
Посмотри ты там, журавлик,
Жив ли мой сердечный друг.
Он в любви мне признавался,
Целовались у реки,
Он ходил к отцу любимой,
Он просил моей руки.
Он из рыцарского рода,
Он красавец-молодец.
Только беден он как Лазарь.
Отказал ему отец.
Он ушел с конем и саблей,
Он уехал молодым.
Обещал прийти богатым,
А вернется ли седым.
Ты спроси его, журавлик,
Ждать ли мне его домой.
Не забыл ли наши клятвы,
Не возлег ли он с другой.
Не постригся ли в монахи,
Не нанялся на войну.
Не гребет ли на галерах,
Не томится ли в плену.
Расскажи мне, как вернешься,
Жив еще любимый мой?
Я за здравье свечи ставлю
Не пора ль за упокой.
Гребцы прислушивались и совсем бросили весла, чтобы плеск не мешал. Комиты взялись за плети, но плети не помогли. Гребцы вставали, оборачивались, лезли на скамьи и даже развернули галеру левым бортом к греческому паруснику, чтобы лучше видеть певицу. Она стояла как обнаженная в лучах заходящего солнца. Даже османы загляделись, даже комиты опустили плети. И можно бы было снять ее одной стрелой, но ни у кого не поднялась рука. Все подумали о девушках, которые ждут их дома. Капитан ничего не приказал, и русский боярин не произнес ни слова.
Команда галеры даже не поняла, сколько времени они провели в оцепенении после того, как закончилась песня. Красавица уже не стояла на корме, солнце уже зашло, уже подул легкий восточный ветер, уже греки подняли парус и ушли во тьму. Только тогда капитан вытер пот и вместо того, чтобы поднять парус или опустить весла на воду объявил вечерний намаз. Столкнувшись с колдовством, самое время напомнить себе об Аллахе и Аллаху о себе.
Еще засветло до порта Чембало добрались крымский хан Сахиб Герай и старший евнух Ибрагим. Узнали, что воры ушли на греческом корабле, а за ними погнался боярин
