Завистливое смирение - Харитон Байконурович Мамбурин
— Баранов берем, а пианино — нет! — одной фразой был успокоен корабль, обрадована бывшая ведьма и доведена до истерики блондинка, таки допёршая инструмент до корабля. Персонально для госпожи Шлиппенхофф я пояснил, — У нас на пианино всё равно никто играть не умеет!
К этому момент всё девичество из «пиратов мутной лагуны» уже собралось вокруг притараканенного музыкального инструмента, скорее всего, в надежде простить и понять нашу подругу-целительницу, от чего вещающий с верхотуры я казался сам себе вполне начальствующим и важным.
— Как это никто! — возмутилась Матильда, — А Мимика?!
— Точно! — ударил я себя кулаком по раскрытой ладони, — Самое главное!
Престарелая кошкодевочка, с которой мы вошкались уже чёрт знает сколько времени, попутно влипая в неприятности и подвергая себя рискам, в данный момент отлынивала, грызя карандаш и пялясь в лежащую на коленках бумагу, но делала она это неосторожно и в преступно недальновидной близости от меня, из-за чего и была подхвачена мной за подмышки. Вздев мало что понимающую бардессу повыше, я показал ей прекрасный вид слегка дымящегося Хашанапура, сопровождая действие словами:
— Смотри, Мимика! Это всё теперь твоё! Весь этот большой, прекрасный мир, который ты сможешь наконец-то поразить своим прекрасным пением, продемонстрировать свой талант, исполнить до конца все свои мечты! Правда же, это великолепно? Правда?
Бардесса не отвечала вслух, вместо этого как-то тревожно извиваясь и оглядывая стоящих внизу девчонок, которые антилопами смотрели на всё творящееся действо.
— Со скорбью в сердце…, — продолжил я, стараясь убрать с лица чрезвычайно довольную гримасу, — Я отпускаю тебя на волю! Беги же! Беги в лампасы! Ищи свое счастье! Познай светлу…
Договорить про «светлую сторону мира» стало затруднительно: кошкодевочка извивалась и дрыгалась, пиная воздух и протестующе кряхтя, но я не мог себе позволить упустить такой момент. Прощаться нужно с толком, чувством и расстановкой, а главное, достаточно громко и решительно, чтобы остальная команда, глядящая сейчас с неким недоумением и растерянностью, не натворила глупости, сказав что-нибудь вроде «а давайте её оставим!».
Не то чтобы Мимика мне активно не нравилась, скорее наоборот — она была тихой (пока не пела), неприхотливой, не провоцировала окружающих внешним видом (привет Матильда!), не крала пиво по ночам (привет Саяка!) и не страдала тотальным стяжательством (эпичная война между мной и Тами, когда нам нужно было выбросить море хлама, не выдержавшего испытания морской водой, будет помниться в веках). К тому же, кошкоженщина была ценным боевым товарищем — её песни усиления и поддержка из арбалета были очень эффективны. Но! Мне трех женщин за глаза хватает! Да и не собираемся мы больше ни во что влипать, а уровень поднимать дальше можно на слабых монстрах, у меня же «Череда побед». В общем…
— О! Точно! — внезапно выдала Саяка, — Мы же сейчас на континенте! Пришла пора отпустить кошечку!
Я с огромной благодарностью посмотрел на великую мудрицу, а Фуому в моих руках завращалась еще активнее, но по-прежнему, молча. Хм, всё-таки совесть у неё есть, подумал я, спускаясь по сходням и продолжая плотно сжимать ладонями грудную клетку бардессы. По моим прикидкам через десяток-другой секунд у неё должна будет наступить потеря сознания от недостатка кислорода, после чего Мимику можно будет оставить где-нибудь на мягком и плыть отсюда с чистой совестью. Так и шёл — девушки махали платочками, говоря кошкодевочке теплые прощальные слова, Матильда, удачно севшая мягким местом на пианину, умудрилась заставить ту выдать несколько печальных звуков, а сама певица и игрица на инструментах дергалась всё слабее и слабее.
Вот всё шло хорошо, но надо было мне в такой момент споткнуться, роняя почти вырубившуюся девицу?
— Ыыыууууухххррр!! — захрипела Мимика, восстанавливая дыхание.
— Тише, тише, — утешил её я, стараясь поймать до того, как та очухается, — Сейчас-сейчас!
— Ниеееет! — с воплем шарахнулась от меня бардесса, демонстрируя чрезвычайно ловкое передвижение на четырех костях. Обогнув далеко не столь мобильного меня, певчая кошка ломанулась… ну правильно, да, прямиком в объятия Матильды, где и принялась бурно рыдать в шлиппенхофы жрицы, гундося туда разную гадость типа «не бросайте меня!».
Тами с Саякой переглянулись, пожали плечиками и… под обреченный стон Веритаса пошли дальше грабить причал, оставляя меня разбираться с сердобольной жрицей, у которой в глазах начинало разгораться неистовое желание нанести кому-нибудь добро. Причем, вряд ли мне.
Ну и разумеется, происходящее тут же скатилось в сумбур. Матильда встала едва одетой грудью на защиту «сиротинушки», отвергая мои логичные аргументы, Веритас подло молчал, а Мимика, чересчур хорошо изучившая меня, нанесла удар ниже пояса. Прыгнув жрице на спину и обхватив её ногами за узкую талию, кошкодевочка руками закрыла защищающий её рот, а потом рассказала мне о том, что собиралась рассказать после того, как мы отчалим в поисках более гостеприимной цивилизации.
Вовремя. Я уже держал мысленный палец на внутренних системных кнопках, удаляющих бардессу из отряда и из команды «Пиратов мутной лагуны». Всё-таки, Матильда слишком блондинистая, не понимает иногда, как сильно могут раздражать призывы к чести, совести, единству, круговой поруке и делу добра.
Нет, ну в самом-то деле?
Вот к примеру, что нужно взрослому человеку от другого взрослого человека? Чёткое техническое задание и соразмерная проделанной работе оплата труда. Своевременная, нужно заметить! И всё! Это идеальные и здоровые взаимоотношения, все остальные идут уже постфактум и связаны с растратой полученной зарплаты. Когда тебе пытаются промыть мозги гипножабой, то цель этого действа всегда одна и та же — получить что-то задаром! Суровые уроки саратовской жизни в этом мире работали, конечно, не совсем так, как нужно, но вот сами попытки манипуляции в любом мире эмоции вызывают негативные. Ну ничего, постепенно Саяка с Тами Матильду перевоспитывают, прививая той понемножку здравого смысла.
Саяка, прививающая здравый смысл. Мозг, ты устал, иди спать. Но сначала послушаем Мимику.
Кошкодевочка (точнее, кошкоженщина) была воробьем стреляным и битым настолько, что игрушки детства, прибитые гвоздями к потолку, показались бы праздничными украшениями. Несмотря на вечно пожирающую её страсть к творчеству, частенько стоящую окружающим нервных клеток, а может быть,
