Крис Уэйнрайт - Тигр у врат Шадизара
Пройдя в раздумье еще несколько шагов, киммериец вдруг резко остановился, прислушиваясь к шороху, раздавшемуся справа от него, за углом ближайшей лавки. На всякий случай он нащупал кинжал, не раз выручавший его во всяких переделках, но, приглядевшись, понял, что тревога напрасна, это фонарщик, забравшись на длинную легкую лестницу, заливал масло из длинногорлого бронзового кувшина в медный фонарь, висевший на высоком отполированном временем столбе.
— Эй, парень, не скажешь ли, как добраться до кабака? — спросил Конан. Фонарщик, занятый своим делом, ответил не сразу. Он заткнул кувшин с маслом пробкой, обернутой тряпицей, не спеша прицепил его к наплечному ремню, и, осторожно перебирая босыми ступнями, спустился на землю.
Фонарщик выглядел человеком степенным, деловым и важным, не чета всяким оборванцам, что шныряют в темноте. Но впереди у него была длинная ночь, когда он в одиночество обходил свое хозяйство, следя за тем, чтоб огонь в фонарях не угас, и, кроме стражников, которые время от времени встречались на его пути, других собеседников не предвиделось. Поэтому он был рад новому человеку и, предвкушая долгий разговор, тщательно вытер руки, заткнул тряпку за пояс, после чего поднял глаза на киммерийца.
Он уже краем глаза взглянул на него сверху, когда варвар окликнул его, но молодой голос и потрепанная накидка, свисавшая с плеч Конана, не внушили ему опасений. Очутившись же рядом с ним, фонарщик немедленно почувствовал сильный озноб, а язык его от страха прилип к гортани. Перед ним стоял молодой гигант с гривой спутанных черных волос, разметавшихся по могучим плечам, и пронзительным взглядом синих глаз, холодно мерцающих в сумеречном свете наступающей ночи. Всякий люд попадался в Шадизаре, но такого молодца фонарщик видел впервые. Страшился он и меча, что висел у великана за спиной, ибо клинок тот был шириною в ладонь и длиной в пять локтей.
Конан, однако, за свою недолгую жизнь привык уже к тому, что многие в первый момент встречи с ним испытывают изумление и от его громадного роста, и от вида могучих мышц, бугрившихся на груди и плечах. А потому он спокойно ждал, когда недомерок с кувшином придет в себя и сможет продолжить разговор. Наконец тот, овладев собой и с облегчением заметив, что стража находится достаточно близко, пробормотал:
— Тебе придется идти далеко, на другой конец города, странник.
Незнакомец внушал фонарщику самые черные подозрения, но кликнуть стражу он не решался: вдруг этот варвар возьмет да свернет ему голову – как куренку!
— Кром! — рыкнул Конан. — Что, ближе ничего нет?
— Есть-то есть, да таких, как ты, туда не пускают, — с сомнением оглядывая его лохмотья, ответил фонарщик.
— Это уже не твоя забота, — усмехнулся варвар. — Ну, говори, куда идти?
— Минуешь эту улицу, — махнув рукой, не стал упорствовать фонарщик, — там будет белый храм, вон, видишь его купол? Потом свернешь налево и доберешься до площади. Дальше найдешь сам.
Небрежно кивнув ему, Конан двинулся в указанном направлении. Фонарщик же, возблагодарив Бела за то, что остался цел и невредим, немедленно направился к стражникам, которые продолжали свой бесконечный спор и не оглядывались по сторонам.
* * *— Почтенный Дасай, — с заискивающей улыбкой обратился фонарщик к старшему из воинов, — здесь шатается какой-то подозрительный малый. Я направил его к веселому дому, к тому, что около аренджурского рынка. Может, догоните да посмотрите, что за фрукт? Только осторожно, он здоров, как стигийский бык, и по виду с севера, то ли гипербореец, то ли киммериец.
— А, это ты, — лампадная крыса, — небрежно откликнулся стражник. Ему очень не хотелось отрываться от интересных баек о том, что в Черных Королевствах не надо платить женщинам за любовь, но наоборот, тебе еще приплатят, если проведешь ночь с чернокожей красоткой. Особенно там, вроде бы, ценились заморанские мужчины. Брат Косого Газзата недавно вернулся из Кутхемес, и там ему эти байки напел торговец из Кешлы, что в Кешане. Дасай не сводил взгляда с рассказчика, и на лице его застыла похотливая улыбка, ну разве интересовал его какой-то там бродяга?
Но настырный фонарщик не унимался и продолжал дергать его за рукав. Тогда Дасай, придя в раздражение, прорычал:
— Ну, куда, говоришь, ты его наладил? На Аренджунский рынок? Ну, так пусть Файзул его хватает, там его квартал! а ты, фитиль из сушенного дерьма, иди себе, иди! Нечего тут молоть языком!
* * *Конан уже приближался к храму, возле которого полагалось свернуть налево, когда вдруг услышал где-то в проулке топот ног и истошные крики: «Держи его, держи! Уйдет, клянусь Белом! Уйдет, верблюжья моча!»
Киммериец отступил в тень большого платана, раскинувшего свои ветви неподалеку, и затаился, ожидая развития событий. Шум погони нарастал, словно приближавшаяся горная лавина.
Наконец из-за угла вылетел растрепанный худощавый человечек и, затравленно озираясь по сторонам, попытался прикинуть, куда мчаться дальше. От своих преследователей он оторвался совсем немного, громыхание их лат и пронзительные вопли слышались почти рядом. Конан не привык долго раздумывать. Он уже сообразил, что растрепанный заморанец – местный воришка, коему сегодня не повезло, и закончиться этот вечер мог для него большими неприятностями: тюрьмой, а то и усекновением головы, органа не всегда полезного, но для жизни весьма необходимого. Еще со времен своего пребывания в Халоге Конан не питал большой любви к представителям закона, а уж к стражникам это относилось в особенности. Поэтому он ни мгновения не колебался, как поступить.
Одним прыжком настигнув воришку, схватил его за ворот рубахи и за ногу и забросил на ближайшую ветвь платана, под которым только что прятался сам. От неожиданности тот даже не пискнул, но со скоростью белки скользнул выше и затаился в густых ветвях. Конан не успел отпустить в тень, как из-за угла вывалились потные, с вытаращенными глазами стражники. Нигде не увидев своей добычи, они бросились к киммерийцу.
– Ты, вонючая падаль, не видал здесь кого? – рявкнул их мордастый предводитель. Конан смолчал, хоть ему не понравилось столь невежливое обращение. Он хмуро уставился на стражников; их было пятеро: люди невысокие, как все заморанцы, но плотного телосложения и умевшие обращаться с мечами и боевыми топорами.
Увидев, что перед ним человек совсем еще молодой, хоть и высокого роста, но усталый да исхудавший, старший решил взяться за него всерьез.
— Ты что, оглох, блевотина Нергала? — набрав в легкие воздуху, заорал он. — С тобой, верблюжье дерьмо, говорит десятник квартальной стражи! А ты кто? Чего здесь шляешься? Клянусь Белом, я посажу тебя в яму до утра, чтоб вспомнил, кто такой сам и чего видел! А утром, с палкой да плетью, разберемся, что ты за птица!
