Сергей Фомичев - Серая Орда
Молодые юноши, наоборот, принарядившись, подтянулись ко двору старосты, с надеждой попасть на глаза приезжим. Вдруг, да и приглянётся кто из них воеводе и возьмет он удальца в свою дружину. И такие случаи, говорят, бывали. Само собой и мальцы вертелись здесь же — но эти больше из любопытства.
И вот со стороны Коломны из рощи появился отряд. Невеликий, всего в дюжину всадников и безо всякого обоза. Впереди, сверкая дорогой броней, не прикрытой ни плащом, ни какой иной накидкой, ехал местный волостель.
Наместники в эти годы менялись часто. На Москве менялись князья, менялись тысяцкие, дворские, а вслед за ними менялись наместники и прочие княжьи слуги. Однако этого боярина дед Кузьма всё же припомнил, — видел, бывая на работах в Коломне.
С приближением отряда настроение в селе сразу переменилось. Лукавство куда-то исчезло, и оставшиеся встречали сборщиков с искренней радостью и гостеприимством — «Вот они мы. Бедные, но хлебосольные. Рады видеть посланцев мудрого князя. Кто там у нас сейчас? Семён? Рады видеть Семёновых витязей. Всячески угодить готовы».
Чуть пригнув голову, наместник миновал ворота и спешился, передав повод одному из своих дружинников. Он поздоровался со старостой и сразу же подошел к выложенным во дворе припасам. Шагая вдоль ряда, внимательно осмотрел собранное, но надолго нигде не задержался. Из нарочно открытой кадки с квашенной цельными кочанчиками капусты, пальцами выловил один, дал стечь соку и с удовольствием захрустел. Осмотрев овощи, утварь, зерно и прочую мелочь, подошел к загону со скотом.
— Самых дохлых отобрал? — наместник строго посмотрел на Кузьму.
— Какие уж есть, — развел тот руками. — На то и зовётся скотина худобой, что худа по природе.
Боярин не стал спорить. Почесал голову и неожиданно грубо сказал:
— Хочешь, пройдусь со своими молодцами по вашим схронам? Всё заберу, что припрятали. И девок, знаю, укрыли. Моим парням как раз позабавиться.
«Прознал окаянный, — подумал Кузьма. — Вообще-то, легко пройтись по схронам, это вам, бесовым детям, не выгорит. Схрон он и есть схрон. Если и найдёте место, то вас ещё раньше углядят и дальше в лес утекут. Ищи там». Но ссориться с витязем не хотелось, и староста понял, что нужно откупаться.
Сходив в избу, протянул наместнику пять старых изрядно потёртых арабских дирхемов.
— Не губи, боярин. Вот, припас, отложенный на чёрный день, отдаю.
— Я и есть твой чёрный день, — рассмеялся княжий муж, принимая монеты.
Ещё раз осмотрев собранное, наместник распорядился:
— Зерно, скот, рыбу и что там ещё у тебя, сдашь в обоз — он по бездорожью отстал немного, но думаю, скоро будет. Я заберу серебро и шкуры.
Староста возражать не посмел, поплёлся за тем и другим.
Шкур собственно оказалось немного, а дорогих мехов и подавно не случилось — село давно уже не промышляло зверя, которого в многолюдных местах становилось всё меньше. Зато серебра собрали, сколько нужно — оно в московском княжестве водилось. Серебро селяне сдавали частью в гривнах, но больше серебряной утварью — блюдами, кубками, ложками, ножами. Попадались и редкие на Руси монеты. Не целые, конечно, рубленные на половинки, а то и четверти.
Проследив, как дружинники после взвешивания закладывали серебро в седельные сумки — гривны к гривнам, утварь к утвари, боярин вновь подошел к старосте.
— Дождёшься обоза, — строго наказал он. — Передашь моему брату, он там за старшего остался, чтоб нагонял меня как можно быстрее. До вечера не успеют, пусть останавливаются на ночь в Подгорном. И ещё передай особо — не нагонит, пусть на себя пеняет. Понял ли?
— Как же всё понял, боярин. Всё передам. Не изволите ли баньку с дороги, покушать чего?
Париться боярин не изволил. И вообще задерживаться надолго не собирался, но на «перекусить» его дружина согласилась. Кузьма даже обрадовался, повёл всех в свою избу, которая на такой случай «в упадок» не приводилась.
Там, перекрестившись на образок в углу, дружинники уселись за длинный стол. Ели быстро и молча, запивая дичь и пироги только квасом. К пиву и мёду хмельному не притрагивались, словно в военном походе были, а не с бором в своё село пришли. Как только затевался какой разговор, старший суровым взглядом говорильню прекращал. Староста немного удивился, но, разумеется, промолчал — не его ума дело.
Без хорошей беседы стол опустел в один миг. Скоро, стряхнув в рот последние крошки и вновь перекрестившись, дружинники вышли из дома. Молча взметнулись в сёдла, молча покинули двор. Только наместник повторил напоследок
— Не нагонят, пусть на себя пеняют.
После чего двинулся вслед за отрядом.
Осознав, что кметям недосуг бегать за девками, а наместнику присматриваться к хозяйствам, да подсчитывать, не разбогатело ли село случаем и не взять ли с него сверх меры, Кузьма на радостях перекрестился. Оставался ещё обоз, но обозникам и вовсе недосуг будет, когда староста строгий боярский наказ передаст.
* * *Отставший обоз ждали долго. Юнцы, разочарованные невниманием воеводы, большей частью разошлись по домам, дети разбежались обедать, и староста остался возле дома один. Солнце уже стояло на полдень. Из оврага потянулись обратно в село пугливые бабы с сумасшедшей старухой во главе. Кое-кто нетерпеливый уже и из леса прибежал, проведать, всё ли обошлось. И Кузьме пришлось изрядно посадить голос, убеждая селян не высовываться прежде времени.
Только пополудни на той же дороге появился обоз. Возы частью пустые, частью гружённые собранным в других сёлах добром, неспешно въезжали в Берёзовый Лог. Возничие, те же мужики, не первый год привлекаемые наместником к делу, дорогу знали и правили на двор старосты без понукания. Отставших сборщиков сопровождал большой конный отряд, Кузьма приметил среди всадников витязя точь-в-точь похожего на недавно отбывшего боярина.
«Вот и братец пожаловал», — понял староста.
Он поклонился воинам и, обращаясь к витязю, доложил:
— Велено передать вам, боярин, чтоб забирали зерно, овощи, мёд, рыбу, скот. А серебро да ещё шкуры ваш брат, наместник, уже увёз и вам, боярин, велел особо не мешкать. А ночевать, ежели у вас заминка выйдет, он распорядился в Подгорном…
Лицо прибывшего брата, наливалось краской с каждым произносимым старостой словом.
— Какой такой наместник? — прошипел боярин Кузьме в лицо, хватая его бороду одной рукой, другой же вытаскивая из-за голенища плётку. — Ты что же, олух, своего боярина не признал?
От предчувствия чего-то дурного у Кузьмы сделалось нехорошо на сердце, но удара не случилось, и он поспешил объяснить:
— Так полагаю, боярин, брат это ваш был, да он и сам этак молвил. И лицом точно вы, вылитый и доспех княжеский на ём, — Кузьма уже понял, что дело приняло дурной оборот, и что теперь непонятный гнев княжьего сборщика падет на одну лишь его подвернувшуюся некстати голову.
