Ольга Григорьева - Берсерк
– Почему отца все боятся? – донимал я мать. – Почему другие страшатся выходить в море и на трех драккарах, а он уходит на одном и всегда возвращается?
– Потому что он – воин Одина[10], – отвечала она, попутно нагружая меня ведрами для воды или дровами, которые нужно было перенести к печи. – Он из рода Волков.
– Что значит «из рода Волков»?
– Придет время – узнаешь, ведь ты тоже – Волк… И я узнал. В один из холодных зимних вечеров, когда даже тепло очага не согревало промерзших постелей, Орм разбудил меня, вытолкал из избы и жестко сказал:
– Великий бог Один подал знак. Я не властен назначать тебе учителя. Ступай и сам отыщи того, кто станет тебя учить.
Мне было холодно сидеть полуголым на мерзлой, чуть припорошенной колючим снегом земле, а от непонятных отцовских слов сдавливало сердце. Надеясь, что Белоголовый всего лишь перепил меда и вскоре образумится, я попытался проскользнуть обратно в избу, но он отшвырнул меня назад.
– Холодно! – кутаясь в шкуру, осмелился выдавить я.
– Найди себе одежду и кров, – равнодушно ответил Орм.
– Но я хочу домой.
– Я не знаю, где твой дом.
Желтые глаза викинга бесстрастно взирали мимо меня, а нога стояла на пороге.
– Ты гонишь меня? Орм засмеялся.
– Нет, порождение Волка. [11] Я пытаюсь позвать тебя, – сказал он и захлопнул дверь.
Трясясь от холода, я до света просидел у порога, а на заре из избы выскочила мать. Она поспешно сунула мне узелок с едой, пару лыж и зашептала:
– Ступай к Ульфу Круглоглазому в Уппсалу[12] Иди… – Она подтолкнула меня в спину и скрылась в избе. Я не знал, зачем мать послала меня к Ульфу, но почувствовал, что отныне у меня нет дома.
До Уппсалы было три дня пути. В первый же день я съел все, что собрала мать, но попутный ветер и ясная погода спасли меня от голодной смерти. Навек разлученные солнце и луна благосклонно освещали дорогу, и я очутился в доме Ульфа голодный, продрогший, но живой и невредимый.
Круглоглазого совсем не удивило мое появление.
– Я ждал тебя, сын сына Волка, – пропуская меня в большой, наполненный людьми дом, сказал он.
Ульф был бондом[13], сидел на своей земле и не ходил в походы, но и в Норвегии, и в Свее[14] говорили, будто
Oн знает много чудес и даже тайно беседует с богами. Разумеется, ему было известно, кто я такой.
– Ты пришел обрести силу рода Волков, – недобро улыбаясь, сказал он. – Белоголовый хочет этого. Он уверен, что ты достоин, но скажи – хочешь ли этого ты сам?
Обрести силу? Конечно, я хотел! Орм, мой приемный отец, был берсерком из рода Волка и дед тоже, следовательно, и я – Волк по праву, но воином Одина нельзя родиться. Чтобы стать берсерком, нужно пройти через страшные муки, приучая себя есть удивительные крапчатые грибы, которые когда-то прикоснулись к телу великого Одина. Не всякому удается проглотить хоть маленький кусочек, но к тем, кто вынесет боль, тошноту и позор, рано или поздно придут сила и неуязвимость.
– Да и сможешь ли ты? – оглядывая меня, усомнился Ульф. – Может быть, тебе лучше вернуться домой?
Домой?! К нытикам-братцам, к усталой и вечно занятой матери, к ведрам с водой ,и вонючим, блеющим стадам коз?! Нет, ни за что!
– У меня нет дома, – сказал я колдуну, – и я хочу стать берсерком.
– Будь по-твоему, Волчонок, будь по-твоему, – вздохнул он и указал мне в темный угол избы. – Пока ты будешь жить здесь.
Так я остался в доме Ульфа. Изо дня в день колдун тщательно взвешивал на ладони крошечные кусочки крапчатых грибов и заставлял меня есть их. Я жевал, проглатывал, плакал от боли и впивался зубами в подстилку, а Круглоглазый усаживался рядом и бормотал какие-то чудные заклинания. Они напоминали полный тоски заунывный волчий вой. Мне хотелось зажать уши и бежать как можно дальше. Сколько это продолжалось – не знаю, но однажды, заглушенное болью, это желание пропало. Я вслушался в монотонное пение и начал разбирать слова.
– Ты сын Волка и дитя Одина, – выл Ульф. – У тебя два тела и два имени, два языка и два сердца. Твоя сила неуязвима. Огонь опаляет звериную шкуру, но не трогает человечьей плоти, железо рубит плоть, но не устрашает волчьего сердца. Ты могуч, как Фенир[15], коварен, как Локи[16], и яростен, как Тор[17]… Твой век на земле короток, и ночь – твоя мать, а море твой брат…
И тогда я почувствовал! Неведомая раньше сила влилась в мое тело. Скорченные в судороге руки покрылись шерстью, из скрюченных пальцев высунулись черные когти. Нюх стал неожиданно чутким и ощутил рядом запах человека, в уши влилось многоголосие ранее неслышных звуков, а мир раскрошился на радужные осколки и вновь собрался, но уже совсем иначе. Ульф в нем был вовсе не Ульфом, а большим бурым медведем с белыми отметинами на мохнатых лапах, а его-жена Свейнхильд – узкомордой рыжей лисицей.
Заметив перемену во мне, Ульф-медведь совсем не испугался, лишь буркнул:
– Вот ты и переступил черту, маленький Волк. Теперь ты знаешь, каково быть зверем. Но помни – могущество Одина делает тебя неуязвимым лишь на краткий миг, а потом ты вновь обретешь слабость человека. Используй этот миг, чтоб вдосталь насытить свой неутолимый голод, свою жажду вражьей крови! Не теряй ни мгновения, поскольку, живя за двоих, ты вдвое укорачиваешь отпущенный тебе Норнами[18] срок. Покажи Одину, что ты достоин и в смерти называться его воином.
А потом все померкло, смазалось, закружилось, и Ульф снова стал Ульфом, а Свейнхильд – невысокой рыжеволосой бабой с живыми глазами-бусинами. Пожалуй, только это и осталось в ней от красавицы лисы.
С того дня я перестал чувствовать боль от чудодейственных грибов.
– Скоро тебе будет хватать лишь их запаха, чтоб разбудить в себе неуязвимого и могучего зверя, – обещал старик. – Но когда понадобятся настоящая сила и ярость – гляди не ошибись. Съешь слишком много – уйдешь в царство мертвых, к синекожей Хель[19], слишком Мало – понапрасну потратишь милость Одина. Летом эти грибы легко найти в любой земле, а на зиму высуши несколько и носи на поясе, в мешочке, как это делает твой отец, Белоголовый Орм.
Теперь, зная, каков Ульф на самом деле, я слушал его с большим вниманием. Оказалось, что в юности Круглоглазый был могучим воином из рода Бирсов – медведей, но однажды, желая достичь наибольшей силы, он съел очень много крапчатых грибов и надолго ослеп. А когда вновь прозрел – отказался от участи берсерка. «Слепой видит больше зрячего, и я увидел слишком многое, чтоб проливать чужую кровь, – оправдываясь, говорил он. – Да и кто бы учил вас, детей Волков и Медведей? Сила Одина укорачивает нити Норн, и навряд ли найдется хоть кто-нибудь, знающий это лучше меня». Я не спорил с Круглоглазым. Понемногу он научил меня владеть тяжелым мечом, метко кидать копье и топор, и, когда весной вернулся Орм, я был готов.
