Слепая бабочка - Мария Валентиновна Герус
– Ты… – неуверенно сказала она, – ты ж к таким делам привычный.
– К каким?
– Ну, убить кого-то. Ты убей меня, если я превращаться начну. Чтоб Бенедикт не видел.
– Хорошо, – серьёзно пообещал ночной брат, наклонился, прошептал в самое ухо глухим загробным голосом: – Как начнёшь превращаться – сразу зарежу. Нож только заговорить надо. Сама понимаешь, обычный нож оборотня не берёт.
Приятно иметь дело с решительным человеком. Арлетта немножко приободрилась.
– И вот чего… Не знаешь, чего будет, если оборотень собаку покусает? Фиделио меня защищал, так его тоже…
– В человека превратится, – предположил ночной брат, – а что… из него хороший парень получится. Симпатичный, хоть и с придурью. Всё. Слезай, приехали.
Арлетта бросила костыли, махом слетела с коня, метнулась куда-то, сама не зная куда.
– Бенедикт!
Подскочил Фиделио, потянул её за изорванный в клочья подол. Арлетта послушалась, побежала за ним и тут же наткнулась на Бенедикта. Тот полулежал, прислонившись к колесу повозки.
– О, Бенедикт! Was ist с тобой pasado?
От волнения сама не поняла, что сказала. Получилось на всех языках сразу. Но Бенедикт понял.
– Не ори, – проворчал он, – я ещё не умирать.
Арлетта торопливо ощупала его, руки наткнулись на тугую повязку.
– Ты ранен!
– По рьёбрам полоснул…
– Зубами? – ахнула Арлетта.
– Ножом. Повезло. Чуть ниже, и адьос. Сальто-мортале.
– А это? Плечо, щека, висок… – пальцы Арлетты завязли в липкой мази, – не зубами, нет?
– Это пройдёт. Ты как? Работать смочь?
– Смогу, – отмахнулась Арлетта, – а где оборотни?
– Да там валяются, – сообщил подобравшийся сзади ночной брат.
– Вы их всех… Ну да, конечно, не на тех напали. На Бенедикта с ножом. Додумались…
– Он тоже есть герой, – великодушно признал Бенедикт, – прьекрасно владеет костылём. Однако это есть пьятно на чести. Ты ж из благородных. Дубина да палка – это для мужиков.
– Прости. Фамильную шпагу дома забыл, – огрызнулся ночной брат.
– Я одного не пойму, как это мы их одольеть, – задумчиво протянул Бенедикт, – то как зверь набрасываться, то вдруг все полегли.
– Да ты сам в обморок грохнулся, как красна девица. А перед тем старшего порезал, – поведал ночной брат, – ну и я там, кого костылём по башке, кому подножку. Хорошо, не убили никого.
– Хорошо? – переспросила Арлетта.
– Пойдём, – предложил ночной брат, – покажу кой-чего.
– Э… – встревожился Бенедикт, – куда ты её тащишь? Ты их крепко свьязать?
– Крепко. Идём.
Арлетта неохотно оторвалась от Бенедикта. Ночной брат твёрдой рукой повлёк её туда, где звонко, торжествующе лаял Фиделио.
– Здесь.
Арлетту потянули вниз. Она осторожно села. Ночной брат тяжело плюхнулся рядом и взял её за руку.
– Вот, потрогай.
Пальцы коснулись жёсткой шерсти. Арлетта взвизгнула, попыталась отдёрнуть руку, но ночной брат не выпустил. Провёл её рукой по косматой волчьей башке, заставил сжать пальцы на торчащем холодном ухе и резко дёрнул вверх. Башка поддалась и повисла в руке. Арлетта снова взвизгнула.
– Брось эту гадость, – приказал ночной брат. Плясунья в полном ужасе подчинилась, разжала пальцы, и её освободившуюся руку снова потянули вперёд.
– Теперь потрогай, не бойся.
– Пусти меня!
– Потрогай, тогда отпущу.
Осторожно вытянутый палец нащупал что-то мягкое, тёплое, приятно гладкое. Лицо. Человеческое. Маленькое худое личико. Нос пуговкой. Целая копна грязных кудрявых волос.
– Что это?!!
– Это вот Марфутка. Восемь лет. Осторожно. Она и вправду кусается.
– Холера! – тонким голосом сказала Марфутка.
– И ругается, как ватажник. А это вот, рядышком, как я понимаю, братец её, Матюха, на вид лет одиннадцать. Это вот Митька и Минька, эти постарше будут, годков тринадцать-четырнадцать уже стукнуло. Это Митьке ты грудину сломала.
– Митьке?
– Слышь, Митяй, я понял, почему она ничего не боится, – невнятно, но для Арлетты вполне разборчиво зашептал кто-то, – она того, слепая, вишь, он её за руку водит. Не видала она нас.
– Угу, – согласился тоже всё слышавший ночной брат, – повезло ей, что она вас не видала.
– Это что, дети? – в полной растерянности прошептала Арлетта.
– М-да, вроде того. Вон тому, самому старшему, видать, шестнадцать сравнялось. Это в него Бенедикт нож всадил.
– О…
– Ничего, выживет. Перевязал я его. Нам покойники по пути не требуются. Ты, что ли, у них главный?
– Не, – слабым голосом отрёкся раненый, – неча на меня всех собак вешать. Петюня главный.
– Дети-оборотни? – дрожащим голосом спросила Арлетта.
– Да нет, какие они оборотни. Просто дети. Или уже не дети. Вешать-то за разбой их, как взрослых, будут, на возраст не поглядят. Так кто у нас тут Петюня? Ты, что ли?
– Ну, – нехотя сознался некто голосом хриплым, но ещё вполне детским.
– И кто же это, Петюнчик, тебя надоумил на большую дорогу выйти? Кто там у вас, в Волчьих Водах, чужими руками жар загребает?
– Никто, – отрезал Петюня, – сам придумал.
– И шкуры козьи, волчьи, медвежьи на голову и воем народ пугать?
– Петюня у нас умный, – уважительно сказал кто-то.
– Угу. Оно и видно. Давно на дорогах грабите?
– А чё? – с вызовом заявил Петюня. – С голоду подыхать? Это вы там, в городах, зажрались, как сыр в масле катаетесь. А у нас…
– После войны земля не родит.
– Да она бы родила, да пахать нечем.
– Лошадей всех ещё когда забрали.
– И мужиков.
– Отцов ни у кого нету.
– Мамка плакала. Нас пять ртов, а есть нечего.
– Угу, – снова сказал ночной брат. – Много народу убили?
– Да они почти всегда сами убегали.
– Это Петюня здорово придумал. Мы малые ещё, с мужиками не совладали бы. А так все нас боялись.
– Не все. Иные отбивались, – с вызовом заявил Петюня, – зимой Сёмку зарубили.
– А весной Влада. Из арбалета.
– Что ж, нас убивают, а мы глядеть должны?!
– Значит, убивали, – подвёл черту ночной брат, – и работаете эдак уже больше года. А поймать вас никто не может, потому что оборотней боятся. Здешние леса вы хорошо знаете. И грабили далеко от дома, на нижней дороге.
– А по верхней никто не ездит.
– Вот только вас принесло, – буркнул Петюня.
– Товар кому сбывали?
– Да никому. Чего там сбывать. Мы еду брали. Крупу, муку, зерно. Зимой птицу, рыбу мороженую. Другого ничего не трогали. Там же на дороге груз потрошили и на себе уносили, сколько могли.
– На саночках увозили, – тонким голосом добавила Марфутка.
– А от нас чего хотели?
– У нас из еды полфунта пшена да краюха хлеба, – пробормотала Арлетта.
– Деньги, – не стал отпираться Петюня, – я в городе был, видел, вам много бросали.
– Тоже с голоду?
– Так вы ж скоморохи, дурная порода. Вас и ограбить не грех.
– А Митяю ваша девка больно понравилась.
– Дурак, – простонал Митяй.
– На что вам наша? – ехидно поинтересовался ночной брат. – Увас, вон, своя есть. Зачем малую с собой таскали?
– Да она сама напросилась, – мрачно отозвался Петюня.
– Воет она очень страшно, – добавили его соратники, – если не знать – прямо мороз по коже.
– Ну и что мне с вами делать, тринадцать разбойников? А четырнадцатый вон там, в кустах, лежит, всё не может придумать, то ли за помощью бежать, то ли самому на меня броситься.
– Павлуха, он такой, – хмыкнул Минька, – отчаянный.
– За помощью бежать некуда, – сказал Петюня, – в деревне одни старухи да девчонки. Взрослых баб всего три. Из нас половина нездешние. Минька вот
