Леонард Карпентер Леонард Карпентер - Конан-изгнанник
Среди зрителей находилась и монаршая чета. Король и королева сидели на специально отведенном для них диване, установленном на возвышении у ворот дворца. Между ними молча сидела принцесса Африандра. Еще красивее, чем раньше, торжественно одетая и причесанная, она показалась Конану бледноватой. Ее глаза припухли и покраснели — наверное, от бессонных ночей.
По сторонам площади были установлены грубые деревянные скамьи — помосты для тех оджарцев, которым не хватило места вблизи. Наспех сколоченные, эти скамьи оказались не самым удобным и надежным сооружением. Стоявшим на шатающихся досках зрителям приходилось вставать на цыпочки, придерживаясь за плечи стоящих впереди, чтобы увидеть место поединка. В лучшем положении оказались мальчишки, оседлавшие стену храмового квартала. Среди них Конан заметил Эзреля и троих сирот, навещавших его лагерь, хотя и не так часто после набега кочевников.
Несмотря на свою дурную славу, Конан мог с уверенностью назвать нескольких зрителей, целиком державших его сторону. Сейчас они плотной группой стоили рядом с ним в углу площадки для поединка: хозяин таверны Анакс, Бабета, несколько ее подружек и горстка слуг и работников караванного квартала.
Среди них не было Шарлы, которая в эти минуты исполняла вместе с остальными жрицами Садиты ритуальный танец между колонн храма. Чем быстрее и яростней становился их танец, тем громче был ропот толпы, притоптывавшей в такт барабану даже подпевавшей флейтам и цитрам, слышащимся из храма.
Когда танец кончился, Агора замерла в молчаливом ожидании слов Регулы — Верховной жрицы богини Садиты. Наконец над площадью прокатив ее мощный голос:
— Вызов был брошен и принят! Назначен священный поединок! Во имя Садиты — пусть начнется ритуал!
Шквал криков приветствовал ее слова. Но овация смолкла, стоило лишь Регуле вновь набрать воздух и продолжить:
— Ответчик в сегодняшнем поединке — великий победитель турниров храма Садиты, воин Восьмого Уровня, Старший Воин Храма и защитник богини! Это не кто иной, как Занус, известный всем и любимый всеми уроженец нашего священного города Оджары! Занус, шаг вперед!
Занус, высокий, статный, как всегда бесстрастный, шагнул вперед из группы приближенных к королю, собравшихся около королевского помоста. Ропот, прокатившийся по толпе, не был овацией, неуместной в такой миг. Скорее это был вздох восхищения и любви горожан к спасителю и будущему правителю их города. Королева Регула обняла Зануса как мать, а затем, повернувшись к публике, словно представила его зрителям, не снимая руки с плеча воина:
— Занус, хочешь ли ты посвятить чему-то этот бой и кровь, которая, несомненно, будет пролита сегодня? Чему будет посвящено это кровавое жертвоприношение бессмертной Садите?
Занус абсолютно спокойно оглядел толпу и кивнул. Бросив короткий взгляд на короля и принцессу и даже не взглянув на стоявшего напротив Конана, заговорил голосом, окрепшим в командах и молитвах:
— Действительно, у меня есть особое посвящение. Что сегодняшний поединок, как и все, происходившее в нашем городе, надолго останется в вашей памяти. Я хочу почтить вас, дорогие сограждане и братья по вере, демонстрацией высочайшего уровня мастерства владения мечом, какого только может достичь человек.
Последовавшая за этими словами пауза была заполнена восхищенными вздохами в толпе зрителей.
— Я долго шел к этому. Тренировки и долгие часы размышлений и искренних молитв Единственной Истинной Богине привели меня к такому решению. — Занус оглядел толпу с видом смиренной добродетели. — Жертва, которую я приношу сегодня Садите, будет принесена ей через имя ее благородной почитательницы — принцессы Африандры, будущей королевы Оджары!
И вновь по толпе пронесся вихрь не аплодисментов, но восхищенных вздохов, выкриков и шепота. Конан понял, что никто из присутствующих не в курсе разразившегося скандала. Сам киммериец не посвятил никого в свои более чем близкие отношения с принцессой. Двум другим участникам этого треугольника тоже была не с руки огласка. Поэтому от слушателей был скрыт истинный смысл слов Зануса, полных ревности и злой обиды. Посторонние услышали лишь красивые, высокопарные фразы, столь привычные в устах храмового победителя.
Единственной реакцией Конана на слова Зануса было еще большее желание начать бой. После той мольбы Африандры, обращенной к нему, киммериец голову сломал, прикидывая возможные достойные выходы из поединка: например, сколько ран он должен получить, чтобы быть унесенным с поля боя на радость принцессе, или же, наоборот, насколько серьезно он может поранить Зануса, не убивая его и не искалечив навсегда этого записного городского героя.
Проконсультировавшись с Эзрелем, Конан понял, что Садита не столь уж кровожадна и не требует смерти одного или обоих дуэлянтов. Достаточно лишь тяжелой раны одного из них, чтобы поединок был прекращен. Ради Африандры и будущего королевской династии следовало оставить в целости и сохранности кое-какие важные детали организма Зануса. Это, конечно, заметно сужало круг устраивавших Конана исходов поединка. В конце концом киммериец пришел к выводу, что лучшим из возможных исходов было бы обоюдное ранение. Конечно, в идеале рана Зануса должна быть тяжелее, чем нанесенная им Конану. При этом ни одно из ранений не должно быть унизительным. Оба соперника должны будут потерять много крови, чтобы удовлетворить все заинтересованные стороны — как смертные, так и неземные.
Конан понимал, что, скорее всего, эти ранения окажутся благими намерениями. Зная Зануса, его стиль и навык ведения боя, можно было предположить, что выбор будет стоять между тем, чтобы убить или погибнуть самому. Лично он предпочитал первый вариант. Время от времени киммериец вопрошал сам себя: готов ли он умереть ради каприза Африандры? Выходило, что нет.
— Какая вдохновенность, какое самоотречение! — восторженно декламировала Регула. — В Занусе мы видим чистоту и благородство, присущее жизни того, кто верно служит Садите. Граждане Оджары, я призываю вас вознести бессловесную молитву за нашего храмового победителя и его благородныe помыслы!
После мгновения гробовой тишины, повисшей над площадью, королева заговорила вновь:
— Вызов Занусу за личное оскорбление был брошен человеком по имени… — тут она взглянула на маленькую восковую дощечку, зажатую в ладони, — … по имени Конан, не благородного происхождения, не последователем нашей богини, не жителем Оджары. Конан, шаг вперед.
Выйдя из кучки своих знакомых, Конан шагнул за деревянное ограждение арены, на вымощенную площадь Агоры. Неодобрительный ропот пронесся над толпой. Относился ли он лично к киммерийцу или к его непритязательному наряду — этого Конан не знал. Не знал он и того, попросят ли его сказать что-нибудь эдакое для толпы зрителей. Когда королева жестом остановила Конана в нескольких шагах от себя и собралась что-то сказать, раздался протестующий голос Зануса:
