Леонард Карпентер - Проклятое золото
Терпение Конана лопнуло. Он сорвался со своего убогого ложа и ринулся к двери. Как бы не так — Сонга раскинула в стороны руки, заслоняя выход и строго велела Конану немедленно ложиться обратно. Спорить с ней было бесполезно. Конан огляделся, выбрал наименее прочную с виду стенку, прошиб ее плечом и оказался снаружи. Сломанные и вывороченные из земли жерди шатра попадали в разные стороны.
Перед киммерийцем стоял дюжий дикарь, разинув от изумления рот. Помимо набедренной повязки на Аклаке были сандалии из грубой бизоньей кожи, бусы и какая-то металлическая безделушка, усыпанная самоцветами.
Не в привычках Конана было медлить и раздумывать перед схваткой, тем более что он надеялся обойтись без оружия и таким образом уменьшить вероятность смертельного исхода для дорогою братца своей возлюбленной. Поэтому Конан без лишних слов занес кулак, чтобы свалить того наземь.
К его немалому удивлению, Аклак оказался проворнее. С непостижимой быстротой он увернулся, н не только увернулся, а левой ногой сумел нанести Конану ощутимый удар в бок. У киммерийца почернело в глазах от острой боли, пронзившей его, — Аклак угодил пяткой совсем рядом с еще не вполне зажившей раной. Но времени приходить в себя не было, Аклак сам бросился в атаку. Его ноги, руки и сжатые кулаки слились в одно стремительное движение. Все выпады совершались будто сами по себе казалось, этот бой для него — простая забава, он прыгал туда-сюда, как кузнечик. Жесткие сандалии еще больше увеличивали силу удара. Проведя целую серию таких ударов, причем добрая их половина достигла цели, торжествующий Аклак весело ускакал к костру. Вокруг собралось уже едва ли не все племя, громкими криками приветствовавшее каждый удачный выпад. Конан стоял пошатываясь, и ощущал тошноту и слабость, но не собирался сдаваться.
И вновь Аклак, приплясывая, вился вокруг него, налетая то с одной стороны, то с другой, успевая достать Конана ногой, коленом, кулаком… В какой-то момент Конан сумел перехватить инициативу, и Аклак потерял некоторую долю своей жизнерадосности.
На этот раз ему понадобилось больше времени чтобы возобновить атаку, но и Конан успел лучше подготовиться. Он поймал Аклака за ногу, не дав ему нанести удар в свой раненый бок, но гибкий как ящерица, дикарь резко откинулся назад и каким-то чудом вывернулся из рук киммерийца, который успел-таки вдогонку поддать ему ногой. Не дожидаясь, пока Аклак восстановит равновесие, Конан накинулся на него с кулаками. Точный удар заставил Аклака пошатнуться. Воспользовавшись этим, великан-варвар обхватил его руками и сжал в могучем объятии. Но Аклак еще не исчерпал все свои резервы, он резко двинул головой — и Конан так прикусил себе язык, что у него рот сразу же наполнился кровью. Однако киммериец был уже настолько привычен к боли, что ни на мгновение не ослабил кольцо своих сжатых рук. Разозлившись всерьез, он поднял Аклака и с силой швырнул его через костер, около которого они дрались, на сооружение из кольев и жердей, где сохли выделанные шкуры. В поднявшемся гомоне киммериец безошибочно различил ликующий возглас Сонги. Это кричала она, он не мог ошибиться.
Употребляя неизвестные Конану проклятия, но, судя по выражению его лица, ругаясь на чем свет стоит, Аклак выбрался из мешанины жердей, шкур и неизвестно откуда взявшихся глиняных горшков. Поднимаясь на ноги, он подобрал с земли нечто заслуживающее внимания — большой каменный топор на длинной рукоятке, вполне пригодный для охоты иа кабана или быка. Издавая воинственные кличи, Аклак направлялся вокруг костра к Конану, вращая над головой свой ужасный топор.
Киммериец наскоро осмотрелся, но не нашел ничего подходящего для обороны, поэтому он остался стоять на месте, понимая, что может рассчитывать только на свою реакцию. Никто из атупанов не собирался ему ничем помочь, но Конан не собирался спасаться бегством. Он приготовился к худшему, все его мышцы были напряжены, а мозг работал как никогда четко. Вдруг чья-то женская рука твердо взяла его за плечо, удерживая на месте. Неужели Сонга в последний момент решила помочь брату расправиться с ним и вероломно предала его?..
Тем временем Аклак, остановившись в нескольких шагах от Конана, продолжал с бешеной скоростью вертеть топором, но вдруг он сделал неуловимое движение рукой — и топор полетел прямо в костер, воткнувшись в толстое полусгоревшее бревно и рассыпав при этом несметное множество искр. Дикари вокруг Конана радостно взвыли, подскочили к нему и принялись дружелюбно хлопать, по спине, выражая свой восторг. Несмотря на то, что тумаки эти были достаточно ощутимы, киммериец воспринял их правильно, как поздравление с победой.
Теперь он понял наконец, что кричат атупаны.
— Аклак сжег свой топор! Речной человек прощен! Он прощен и свободен!
Такое событие, разумеется, следовало отметить. В одну минуту соплеменники Сонги и Аклака натащили к костру всевозможной еды, поставили на огонь воду для чая и разложили на земле подстилки, чтобы можно было удобно сидеть. Пока женщины занимались всем этим делом, мужчины и дети собрались в кружок, обсуждая различные моменты только что состоявшегося боя и даже изображая его в лицах. То и дело они принимались хохотать и опять хлопали по спине Конана и Аклака.
Конан стоял среди веселых смеющихся людей, скрывая боль от растревоженных ран и неимоверную усталость. Эта схватка исчерпала его пока еще невеликие силы. Он тихо радовался, что племя Сонги приняло его к себе, что его откармливали не для того, чтобы съесть во время какого-нибудь праздника, что они не собираются принести его в жертву своим кровавым богам. Можно надеяться, теперь с большим основанием, что у них и богов-то таких нет. В общем, все хорошо, что хорошо кончается.
Аклак и статная седая женщина подвели к Конану Сонгу, которая выглядела очень скромно и застенчиво. Но как только она разглядела, что рана у Конана опять открылась и оттуда сочится кровь, она гневно повернулась к брату, сказала ему что-то резкое и даже ударила его в бок твердым кулачком. Аклак поймал ее за руку и в первый раз обратился прямо к Конану.
— Сонга чересчур груба и слишком много себе позволяет, — сказал он торжественно-печальным тоном. — Она не умеет уважать настоящего охотника, мужчину. Она сердила тебя, потому что плохо обращаласьс тобой. — Аклак скорчил на удивление ханжескую физиономию. — Ударь ее, чтобы она знала свое место и вела себя в дальнейшем прилично, как подобает женщине.
Слушая его, люди примолкли и обратились во внимание. Сонга смотрела на Конана настороженными глазами. Он чувствовал, что все это неспроста, но не мог догадаться, какого ответа от него ждут. После некоторого колебания он сказал:
