Андрей Мартьянов - Звезда запада
Э, нет, отец Целестин. Не человек. Нечто, некая великая и забытая в твоём мире Сила, принявшая облик человека. Сила, сравнить с которой нельзя ни мощь империи франков или византийцев, ни единого из земных королей, пришла на помощь людям рода Элиндинга.
И тут же первый раз громыхнуло, а с запада, от океана, налетел невиданный ранее здесь ураган. Где-то за скалами фьорда вдруг образовалось густое, молочно-белое облако, и чудовищной силы ветер понёс его на посёлок — скалы, леса, лёд, покрывавший залив, исчезали под мутным покровом, и последнее, что смог разглядеть монах, так это дивного всадника, чей конь стоял у основания луча, на ледяной броне фьорда, с воздетым мечом в одной руке и рогом в другой. Чудесный Дух поднёс рог к губам, воздух потрясли громовые и в то же время волшебно-мелодичные звуки, услышав которые отец Целестин окончательно уверился: спасение пришло. Вадхейм будет жить.
Густая белая волна накатила на поселение, поднялась вверх по холму, охватив его со всех сторон, вместе с окрестными лесами, и монах потерял способность видеть в серебристом мареве. Остались одни ощущения. Он запомнил сотни голубых вспышек, окруживших его, беспрерывные раскаты грома, разрывавшие уши, крики, таявшие где-то в тумане, и раскатистые звуки рога того неведомого существа, что спустилось на огромном коне по звёздному лучу. Пару раз отец Целестин видел сквозь туман синие мгновенные молнии, ударявшие в призрачно-чёрные силуэты, походившие на людские, колыхалась земля, в воздухе сильно пахло грозой, ветер сбивал с ног, но туман не рассеивался. Когда молния ударила совсем рядом и вслед за ней последовал такой раскат грома, что, казалось, сами небеса раскололись и рухнули на землю, отец Целестин потерял сознание.
Немногие наблюдали за происходившим в районе Вадхейма со стороны и издалека, но чьи бы глаза ни обратились к юго-западному побережью Норвегии, грандиозное зрелище, развернувшееся перед ними, могло повергнуть любого в состояние близкое к тому, в котором находился уже отец Целестин.
В предутренних сумерках на западе грозно разгорелась ярчайшая звезда, метнув один из своих лучей к лесистому берегу. Издалека казалось, что фьорд и прилегающая к нему местность накрыты гигантским белым куполом — будто облако спустилось с небес и улеглось отдохнуть на землю. Вокруг него всё казалось чёрным или тёмно-серым, настолько ясно сиял колдовской покров, мерцавший бело-голубым светом. Изредка с его вершины в пока ещё тёмное небо ударяли слепящие молнии, тотчас исчезая в будто бы накалившемся воздухе. За многие лиги был ясно различим смутный гул, а иногда и чудовищный грохот, шедший из глубин тугой, плотной, клубящейся массы, накрывшей берег.
Страшен гнев древних богов!
И вдруг всё кончилось. Многие вадхеймцы, кто был крепок душой и телом, кто не потерял сознания от ужаса или усталости, почувствовали, что непроглядная белая мгла начала рассеиваться, удары, сотрясавшие землю, прекратились, не сверкали более огненные вспышки и не слышны были нечеловеческие голоса. Столь же внезапно померкли и угасли огни пожаров, и ласковый, тёплый весенний ветерок, в который превратился неистовый ураган, унёс прочь дым и остатки таинственного тумана.
— Отец Целестин, проснись! — пронёсся в сознании монаха чей-то голос. Вроде бы… Вроде бы Гладсхейма? — Проснись и зри! Сам Эйреми Владыка явился к нам!
В этом голосе звучало такое благоговение и сила, что святой отец сразу пришёл в себя, поднялся, оперевшись на правую руку, и обратил совершенно безумный взгляд вниз, к подножию холма, где сиял в свете звезды битый лёд залива, казавшийся сейчас алмазным.
Многие десятки жителей посёлка тоже устремили свои взоры к явленному им чуду. Нет, не чуду. Чудо — это что-то сказочное, легендарное, чего в жизни и быть-то не может. А здесь блистали перед людьми невиданная мощь и великолепие — настоящие и осязаемые. Великая Сила прошлого, тайна тысячелетий, пришедшая по зову обречённых, средоточие Блага и Света, Мощи и Власти, что не являлись на грешную землю после Христа вот уже восемь с половиной столетий.
Всадник на огромном белоснежном коне, сиявшем во мгле перед рассветом ярким серебром.
Белый плащ вьётся по ветру, драгоценный доспех бросает блики, волосы подобны расплавленному золоту; лик грозен, но в серых, как летняя тень над водопадом, глазах радость и сострадание, гнев и милость.
И тут грянул глас его:
— Живите! Давно я не приходил по такой просьбе в Мидгард, но что сделано, то сделано, пусть и пошёл я против воли других Сил. Помните, люди рода Элиндинга, об этом дне, и искупите мою вину перед Эйра и Силами делами своими. Я сказал — вы слышали.
Вновь поднёс всадник к губам рог и вострубил, и дрогнула земля под копытами коня. Полыхнула звезда на западе, Эйреми развернул скакуна, и тот, взвившись в воздух, помчался по звёздному лучу, что начал истончаться и меркнуть. В последний миг отец Целестин увидел, как словно разорвалось небо над океаном и Великий Дух исчез в образовавшемся проёме. И ещё глаз монаха различил появившиеся на мгновение башни и купола какого-то города, перед которым померкли бы и Рим, и Багдад, и Константинополь…
Или чудилось всё святому отцу?
Как знать…
К монаху нежданно-негаданно подбежал Видгнир и помог подняться. «Жив, жив, слава Иисусу да Богородице! — думал отец Целестин, глядя на воспитанника. — Ранен, правда, легко, так ведь ничего, заживёт щека-то! А что же, собственно говоря, случилось? Что было?»
Было же вот что: Вадхейм наполовину выгорел, но нигде не замечалось тления или горячих углей. Ни дымка. А где даны? Где они? Тут монах как следует огляделся и осенил себя крестом. Причём не один раз.
То, что творилось у ворот, описанию не поддавалось. Все нападавшие, прорвавшиеся за тын, были мертвы, но у большинства ни ран, ни царапин, ни ожогов на телах глаз не замечал — будто их постигла обычная внезапная смерть. Только на лицах застыл невиданный ужас. То же за стенами — трупы лежат в беспорядке, иные так, словно пытались убежать, скрыться от вездесущей ярости древнего бога. И ни одного живого.
Вначале поддерживаемый Видгниром, потом самостоятельно, отец Целестин попытался обойти Вадхейм. Ноги подкашивались, сердце колотилось, иногда тошнота подступала к горлу, но он осмотрел всё, в том числе и оставшееся от лагеря датчан. Везде кровь. Обледеневшая земля покрыта красной застывшей коркой. Множество тел лежит чёрной массой у разбитых ворот. На многих следы оружия — раны, нанесённые клинками вадхеймцев. У всех погибших оружие в руках, стиснуто в последнем предсмертном усилии так, что теперь и не разжать мёртвых ладоней. А это кто? Глянь-ка, Бьёрн Скёльдунг… Ну вот, гордый датчанин, ты и нашёл свой конец. Сбылось предсказание Торина…