Когда луна окрасится в алый - Анна Кей
Все замерло. Йосинори смотрел на сестру, которая оказалась в плену у демоницы. Тонкая лапа насквозь пробила плечо Аямэ, подняв над землей почти на три сяку[62]. Страх перед пауками и боль от ранения отражались на лице Аямэ.
– Это дитя столь невинно… И так испуганно. – Нежный голос дзёрогумо никак не вязался с ее кошмарным обликом и безжалостной улыбкой. – Посмеешь ли ты сейчас напасть на меня?
– Более чем, – вместо Йосинори ответила Аямэ и бросила в дзёрогумо офуда.
Демоница закричала, пытаясь снять с себя священные обереги, что прожигали ее кожу, но тонкая, казалось бы, бумага намертво прикрепилась к телу. Дергаясь и во все стороны размахивая паучьими лапами, дзёрогумо сбросила Аямэ на землю. Та всхлипнула от боли и глухо застонала. Тигр-сикигами принялся отгонять пауков, которые попытались напасть на беззащитную хозяйку.
– Судзаку!
Птица мелодично вскрикнула и увеличилась в размерах. Ей было мало места, ветви деревьев не позволяли развернуться во всю мощь, но жаркого сияния ее пламени было достаточно, чтобы осветить лес и пауков.
– Бьякко, Рикуго!
Белоснежный тигр и человекоподобный сикигами появились рядом с Йосинори, и если первый сразу бросился на пауков, помогая духам Аямэ, то второй остался на месте и только широко раскинул руки, будто желал обнять кого-то.
Деревья затрещали, ветви пришли в движение, хотя ветра не было, и принялись сбрасывать пауков вниз – способность Рикуго, духовного воплощения покровителя деревьев, часто была бесполезна в бою, но сейчас оказалась весьма уместна. Тода носился вдоль земли огненной лентой, сжигая всех, кого видел, треск объятых пламенем паучьих тел стал еще более громким. Дзёрогумо все пыталась снять с себя офуда, рыча и шипя, но никак не могла этого сделать. Она была столь сосредоточена на своей задаче, что не заметила, как песчаная змея, огромная настолько, что ее тело не смог бы обхватить ни один взрослый мужчина, обвилась вокруг дзёрогумо и принялась опутывать демоницу.
Аямэ аккуратно придерживала раненую руку, с трудом стояла на ногах, опираясь на тигра-сикигами, и с ненавистью смотрела на дзёрогумо. Стоило только паучихе полностью оказаться во власти змеи, как Аямэ криво улыбнулась и едко произнесла:
– Йосинори был прав. Не такая уж ты и красавица.
Дзёрогумо закричала, но священное пламя уже объяло тучное тело, добавляя еще больше смрада в прежде свежий запах леса. Огонь быстро пожирал демоницу, и вскоре от нее осталась лишь небольшая горка золы, которую поутру окончательно уничтожит солнце. Пауки же, учуяв смерть матери, принялись бежать, но сикигами не дали им скрыться.
В лесу воцарилась оглушительная тишина.
Йосинори тяжело дышал. Пусть он не пострадал физически, но призыв сразу четверых генералов, двое из которых еще и использовали пламя, истощил его духовно. После помощи Генко, пути в Хэйан и тренировки с Аямэ энергия в теле не успела полностью восстановиться. Потому нынешнее сражение далось не так легко, как могло бы.
– Твое упрямство и гордость однажды тебя погубят. Если бы дзёрогумо смогла вырваться, она бы бросилась на тебя. Не твои ли слова, что не стоит оскорблять женскую красоту? – глядя на пошатывающуюся Аямэ, произнес Йосинори и подошел к сестре.
– Я знала, что она уже никуда не денется, – устало ответила Аямэ, позволяя брату взять себя на руки и отнести домой. Пусть она боялась этих тварей, но это вовсе не значило, что она будет только дрожать от страха.
Какое-то время Йосинори нес ее в тишине, но в итоге Аямэ не удержалась и весьма раздраженно спросила:
– Значит, ты посчитал кицунэ, с которой должен бороться, красивой? И даже не пытайся убедить меня, что это удачно пришлось к слову. Я знаю, когда ты лжешь, а когда говоришь правду. Ты действительно считаешь лисицу привлекательной!
В голосе Аямэ звучало ничем не прикрытое обвинение. Йосинори не знал, как следует на это отреагировать. Считал ли он Генко красивой? Конечно. В конце концов, у него были глаза и вбитое в процессе обучения понимание прекрасного, так что глупо отрицать очевидное.
Но отчего-то казалось, что Аямэ подразумевает нечто другое, и сейчас Йосинори меньше всего хотел об этом думать. Он желал вернуться домой, смыть с себя грязь, кровь и пепел после сражения и выспаться. Так что вместо ответа на вопрос сестры он задал встречный:
– Пауки?
Аямэ яростно посмотрела на брата и ударила его в грудь здоровой рукой, из-за чего он тихо охнул. Удовлетворенно усмехнувшись, она устроилась удобнее, отозвала наконец своих сикигами и предупредила:
– Разговор о кицунэ не окончен, но отложим до завтра. И если хоть кто-то из Бюро узнает о моем страхе, поверь, я отомщу.
– Я буду молчать, – понимающе кивнул Йосинори с легкой улыбкой. Он и не ожидал, что сестра позволит ему уйти от ответа. Только на сегодня, но пока что этого достаточно.
Неторопливо двигаясь домой, чтобы не тревожить рану Аямэ и дать ей отдохнуть, Йосинори отстраненно наблюдал, как сестра медленно, но непреклонно засыпает. Усталость проникала в кости, но он продолжал идти, мечтая о тепле постели и долгожданном отдыхе.
Глава 11. Сожаления и ярость
Ему снилась мать.
Впрочем, это был не совсем сон. Скорее явление души, призыв от матери, ее желание увидеть сына хотя бы во сне, но никогда – в реальности.
Йосинори не впервые встречался с ней так, но каждый раз сначала не мог узнать. Красивая, как и каждая кицунэ, с величественной осанкой и мягкой, но несколько хитрой улыбкой. Во время этих встреч он всегда застывал, пытаясь понять, кто перед ним, а после на него обрушивалось осознание.
Кудзуноха была поистине великолепной женщиной. Вопреки распространенному мнению, что кицунэ падки на внешность, да и от мужчин жаждут получить лишь одно, она в первую очередь любила умных и талантливых людей. Кудзуноха покровительствовала искусству и наукам, поэтому не было ничего удивительного, что она заинтересовалась молодым и подающим надежды ученым Такаги Мэнэбу, хотя внешности тот был непримечательной. Пожалуй, встреть такого на улице, и он просто потеряется в памяти. Но в общении Такаги Мэнэбу раскрывался ярким и интригующим молодым человеком.
Именно это и привлекло Кудзуноху.
Их роман был недолгим, но насыщенным. Она поддерживала его идеи, вдохновляла на свершения, благодаря чему Мэнэбу довольно быстро снискал славу талантливого ученого, но в итоге покинул свою благодетельницу, женившись на дочери чиновника среднего звена.
Кудзуноха отказалась ненавидеть возлюбленного, вместо этого вернулась в свои земли, где родила сына. Дитя ее, обладатель острого ума отца и красоты матери, оказался талантлив. В возрасте пяти лет в нем пробудилась способность повелевать мелкими ёкаями. Духи, которые жили в доме, беспрекословно подчинялись ребенку, что одновременно заставляло Кудзуноху гордиться сыном и опасаться за его будущее.
Отказавшись прерывать контакты с миром людей, Кудзуноха все еще поддерживала общение со многими учеными, творцами и монахами. Одним из них был Нобуо-сенсей, как раз возглавивший Бюро оммёдо. Решение отправить сына на обучение оммёдо далось кицунэ нелегко. Но желание обеспечить ему лучшее будущее, в котором люди не будут бояться Йосинори и судачить о его сверхъестественных способностях, пересилило. Так Йосинори стал учеником Нобуо-сенсея.
Долгое время Йосинори был глубоко обижен на свою мать. Женщина, что дала ему жизнь, сопровождала на протяжении почти восьми лет жизни, отвернулась от него в один миг, оставив чужим людям. Он помнил ее как добрую и заботливую мать, а потому никак не мог понять и принять ее поступок. Изначально Йосинори думал, что причина в нем. После считал, что дело в его способностях. И лишь годы спустя осознал – пусть и не совсем принял – мотивы материнского поступка.
Обида, хоть уже и не такая жгучая, как прежде, все еще жила в его сердце, даже если он все давно понял.
– Ты стал таким красавцем, Йосинори-кун, – мягко улыбнулась Кудзуноха и поманила его.
Легко и несколько равнодушно поклонившись в знак приветствия, он подошел к ней и присел рядом. Обстановка во сне точно отображала старый дом, где они с матерью жили вместе. Все тот же низкий столик для обучения с одним отломанным уголком, шкаф со свитками и книгами, сложенные в углу футоны для сна. Маленькая комната, которая заменяла им спальню, выглядела так же, как и пятнадцать лет назад, когда он видел ее в последний раз.
– Матушка. – Йосинори еще раз поклонился и внимательно посмотрел на Кудзуноху. Выжидающе и требовательно. Он никогда не мог связаться с ней сам, приходилось ждать,
