Аллира - Александра Лисина
– Кто, Падший?
– Да. В легенде говорится о том, что его пленили и что в плену он имел несчастье влюбиться в одну из крылатых дев. Миарисс действительно была очень красива, она умела убеждать. И он поверил. Поддался чувствам и… умер от удара в спину. Он все поставил на весы. Всем рискнул ради нее. Пошел против семьи и рода. А она всего лишь пыталась завершить эту долгую войну. Хотела быстрой победы, полной и сокрушительной. Но вместо этого привела своих сестер к гибели, потому что демоны Иира не простили предательства. Миарисс погибла, сполна расплатившись за обман. Но в последний миг успела проклясть эти земли и превратить их в безжизненную пустыню, в которой только и осталось, что злобные призраки прошлого да духи неупокоенных воинов, до сих пор жаждущие мести. Историю о Падшем придумали гораздо позже, когда боль и горечь потерь приглушились, а крылатые перестали появляться среди смертных. Люди превратили легенду в красивую сказку, не зная, что на самом деле Падшей была она, а не он…
Рум глубоко вздохнул.
– Я видел это, Трис. Видел и (будь оно все проклято!) до их пор не могу забыть. В последней битве погибло много народу: сами крылатые, люди, эльфы, гномы… На тех полях остались многие мои собратья. Там было столько тел! Горы трупов! Но это – лишь следствие того, что натворила Миарисс.
– Падший и правда был повелителем Иира? – тихонько спросила я, когда призрак умолк.
– Нет. Всего лишь военачальником. На то поле он пришел, чтобы встретиться с Миарисс. Это должен был быть акт примирения между крылатыми. Он думал, что остановит войну. Впервые за долгие годы пришел к крылатым девам с миром, и смертные должны были стать тому свидетелями. Но Миарисс убила его прямо там, у всех на глазах, вонзив кинжал в спину. Вот тогда и случилась самая кровопролитная и жестокая битва между крылатыми девами и демонами Иира, которую люди зовут последней. Каждая из сторон поставила на кон абсолютно все. В итоге один из сильнейших Меняющих был подло убит. Его убийца была разорвана в клочья. Эльфы, которые в те времена поддерживали дев, были вынуждены воевать с гномами, поскольку те изначально приняли сторону их врагов, и в тот день…
Рум покачал головой.
– В тот день погибали и смертные, и бессмертные, простые люди и дети самого бога… Повелительницы бурь лишились королевы, но и владыка Меняющих был тяжело ранен, а потом захвачен в плен.
– Меняющие отомстили за него? – все так же тихо спросила я.
– Да, Трис. Они явились за ним сразу, как только смогли. Проникли в небесные чертоги. Разрушили врата. Отыскали темницу, но к тому времени повелитель был уже мертв. Причем умирал он скверно, Трис. Крылатые девы сполна выместили на нем злобу за смерть своих сестер. Тело Меняющие, конечно, забрали, но перед уходом разрушили чертоги до основания, а всех, кого смогли, уничтожили, чтобы больше ни одна из дев даже думать не смела о том, чтобы мстить. Однако это была не победа, Трис. Никто тогда не одержал верх, потому что оба народа были в равной мере обескровлены этими смертями. Я помню, как плакало тогда небо. Как вздувались от крови ручьи. Это было страшно, Трис… Из тысяч и тысяч крылатых в живых осталось лишь несколько десятков. Но и те были ослаблены настолько, что уже не помышляли о новой войне.
Я до крови прикусила губу.
– Откуда в них столько злобы? Что между ними произошло, если они так друг друга возненавидели? Оно того стоило? Все эти смерти, предательство, месть…
Рум помолчал.
– Не знаю, Трис. Сейчас – действительно не знаю.
Он явно хотел сказать что-то еще, но неожиданно передумал и просто растаял в воздухе, оставив после себя легкий запах грозы. На том месте, где он только что был, рассыпался и осел на землю целый шлейф из золотистых искорок. А секунду спустя из-за деревьев выступил вернувшийся с охоты Ширра.
– Шр-р? – вопросительно рыкнул он, заметив, что я снова чем-то расстроена.
Я вместо ответа подошла и просто молча его обняла. И до самой ночи не произнесла не слова, сама не понимая, какие струны во мне затронул Рум и почему вдруг стало так тяжело на душе.
Эту ночь я почти не спала, да и рассвет вышла встречать в одиночестве.
Не знаю, почему рассказ Рума так меня взволновал, ведь, казалось бы, это было давно. Все уже произошло, потом было надежно забыто, похоронено и припорошено пылью веков.
Однако ничто, как оказалось, не прощено. И даже сейчас, сидя на пригорке, в одиночестве и под первыми лучами просыпающегося солнца… под тихое пение ветра и умиротворяющий стрекот невидимого сверчка, мне как наяву слышались стоны раненых и умирающих, звон мечей и звуки ожесточенной сечи. Люди, эльфы, гномы, величественные и полные достоинства крылатые создания, позабывшие о своем прежнем родстве… все они были там, в моем непрошеном видении, которое даже с рассветом не пожелало оставить меня в покое. Каждый раз, едва закрыв глаза, я видела их. Отчаявшихся и брошенных. Озлобленных. Несчастных. И горящих лишь одним неистовым чувством – всепоглощающей ненавистью.
– Я расстроил тебя? – негромко спросил Рум, появившись рядом. – Прости. Я не хотел, чтобы ты переживала зря.
Я тяжело вздохнула.
– Ты разбередил мне душу. И мне не по себе от мысли, что очень скоро нам придется идти по чужим могилам и непогребенным останкам.
– Боюсь, сейчас эти останки уже не только непогребенные, но и не совсем мертвые, – невесело хмыкнул призрак. – Три тысячелетия назад тут выплеснулось столько магии, что погибшие до сих пор не нашли покоя. Так что там нет ни могил, ни знаков, ни костей – все они бродят сейчас посреди болот в поисках свежего мяса. А некоторые, самые живучие, еще и летать умеют, да клыки себе отрастили побольше, чем у твоего шиира.
– Ширра не мой, – рассеянно отозвалась я, глядя прямо перед собой. – Я даже не знаю, сколько еще он с нами пробудет.
– Не волнуйся. До последнего будет держаться поблизости. Если, конечно, ты не прогонишь.
Я рассеянно кивнула, а потом отыскала духа глазами и спросила:
– Скажи, а
