Пепел перемен, Том 4: Ни богов, ни королей - Илья Витальевич Карпов
— Поэтому Игнат теперь в своих покоях, а Карл и Маркус создают для него снадобье, чтобы это не повторилось, — закончил эльф.
— Стало быть, парень и впрямь не от мира сего. — задумчиво проговорил Таринор. — Правда, не совсем в том смысле, как я думал.
А вот новость о закрытии банка наёмник принял куда более эмоционально. Он расхаживал по комнатушке, хватался за голову и рассыпался в таких выражениях, что Тиберий даже решил записать некоторые из них.
— Выходит, плакали мои денежки. Хотя, раз уж Рия теперь на королевской службе, то не поверю, будто ей нечем заплатить.
— И ты будешь обдирать девушку, у которой ничего нет? — заметил Драм.
— А у меня есть? На мне даже тряпки чужие, церковные, — возмутился наёмник, но после смягчился: — Впрочем, ладно. Мы теперь все в одной лодке. Не помню, чтобы лекари в золоте купались, да и у Эдвальда своеобразный взгляд на врачебное искусство.
Ближе к вечеру за наёмником пришли люди короля, велев тому отвести их к северянам. Таринор до последнего чуял подвох, но всё обошлось. Даже когда Тогмур, схватившись за топор, отгонял стражу от братца, который, если б потребовалось, справился бы с этими беднягами, даже не вспотев, те вели себя крайне сдержанно и даже не обнажили оружия. И только после уговоров наёмника рыжий северянин согласился убрать оружие и пойти с ними. При этом он всю дорогу то и дело хлопал стражников по плечам, приговаривая, какая славная могла бы получиться битва, а те лишь сдержанно улыбались и с опаской поглядывали на безмятежно ступавшего великана Иггмура.
Король решил поприветствовать прибывших в замок северян лично. Он встретил их в тронном зале и сказал, что если б его подданые были столь же сильны телом и духом, то враги у королевства закончились бы вмиг. Поселить он их велел в той же комнате, где уже жили Драм, Тиберий и Маркус. Из-за этого пришлось выпросить ещё кроватей, хотя Иггмур, услышав, как затрещал под ним стул, стоило ему слегка присесть, решил спать на полу.
Таринор отыскал свою старую сумку и с удовольствием отметил, что оттуда ничего не пропало. Монетка из далёкой страны на удачу, мотки верёвки, кремень и кресало — всё на месте. Даже отрезанный драконий коготь не тронули. «Наверняка местных алхимиков он заинтересует, — подумал Таринор. — Хоть деньжат выручу. Теперь для этого, кажется, самое время. И всё же, до чего здесь хорошо после темницы…»
Этим же самым вечером Маркус и Карл без устали работали в одной из каморок лечебницы замка. Им удалось выпросить кое-какое оборудование, чтобы сварить успокоительное для Игната. Но чтобы обуздать разрушительную силу, только и ждущую возможности вырваться на волю, нужно было нечто большее, чем травяной отвар, который страдающие бессонницей обычно принимают для спокойствия разума перед отходом ко сну.
— Когда снова увидите своего брата, господин Эльдштерн, передайте ему моё глубокое восхищение, — проговорил Маркус, не отрывая взгляда от закипающей на огне склянке, чьё содержимое медленно меняло цвет с огненно-оранжевого на лазурно-синий. — Для Академии он настоящая легенда, а его работу о внемировых сущностях я цитировал студентам.
— В других обстоятельствах, я бы сказал, что не слишком хочу встречаться с ним вновь, — проворчал Карл и тут же добавил: — Но теперь не то время. Когда война сжимает мир вокруг тебя, хочется, чтобы рядом были даже те родные, с кем прежде не очень-то и ладил. В конце концов, мы с Альбрехтом вместе росли, помогали друг другу по мере сил. А то, что он пошёл своим путём и выбился в свет… Что ж, на то воля богов.
— Если не секрет, что вбило клин между вами?
— Альбрехт вёл себя как высокомерный засранец. Впрочем, моя зависть тоже внесла весомый вклад в порчу наших с ним отношений, и за это мне, старому дураку, стыднее всего. Наверное, потому я так привязан к Риенне, его внучке. И, должно быть, — улыбнулся Карл. — По этой же причине изливаю душу вам, Маркус, хотя мы едва знакомы и я не особенно жалую волшебников.
— Но ведь вы блестящий алхимик, Карл, — заметил маг. — Во всяком случае, лучший из тех, кого я встречал. А я, поверьте, за годы в Академии повидал их немало.
— Хочется в это верить. Почему-то мне всегда казалось, что алхимик из меня получится лучший, чем муж и отец. Так и вышло.
— И всё же вы вырастили прекрасную племянницу, Карл, — улыбнулся маг.
— Не могу не сказать того же и об Игнате, Маркус, — отозвался алхимик. — Конечно, я всё ещё опасаюсь, что Рия может пострадать из-за… Ну, вы понимаете, вспышек Игната. Но ведь она девица упрямая.
Карл поставил на стол реторту, вздохнул и продолжил:
— Мы ведь с вами очень похожи. Два старика, не познавшие радость семейной жизни, при этом воспитавшие чужих детей, которые стали родными.
— Ну, я бы не назвал себя стариком, — смутился Маркус.
— Только не врите себе, что всё ещё полны сил, — хитро прищурился Карл. — Я признаю, что уже старик, и меня вы не обманете. Вижу это в ваших движениях, походке, речи. Но это не плохо, ни в коем случае! У меня и в мыслях нет оскорбить вас, Маркус. Многие равняют «старика» и «немощного дурака», но нас с вами немощного дураками уж точно не назвать.
— И всё же хочется верить, что ещё не всё потеряно.
— А разве потеряно? — вскинул брови Карл. — Вы, Маркус, сейчас напомнили моего брата. Тот всю жизнь боялся постареть. Как-то он услышал историю про Феластара из города Сэзмоар, который живёт вот уже три века. Видели б вы его глаза… Иногда мне кажется, он потому и согласился уехать в Аркенталь. Решил, будто занятия магией позволят ему жить дольше.
Услышав это, Маркус лишь усмехнулся в ответ.
— Вот и я так же думаю, — кивнул Карл, потрясая колбой с зелёной жидкостью. — Что проку от долгой жизни, если всё время боишься смерти? Будто постоянно подходишь к окну, беспокоишься, глядишь в ожидании. Потом видишь в окне её саму в чёрном балахоне. Ещё далеко, лишь фигура на горизонте, но ты всё равно, проходя мимо, заглядываешь в окно, чтобы убедиться, что она неминуемо приближается. Годы идут, фигура в окне всё ближе. И вот ты уже можешь разглядеть костлявые пальцы, сжимающие косу, грязные изорванные полы балахона. И всё равно смотришь в окно, бередишь душу, вместо того чтобы употребить оставшееся время жизни на что-то полезное. Вот она уже на пороге, а ты подпираешь дверь табуреткой, зная, что это бесполезно. Потом пытаешься вытолкать её из дому, хотя понимаешь, что у тебя никогда не достанет для этого сил. И вот, Endspiel! Конец игры, в которой ты проиграл едва родившись.
Сказав это, алхимик замолчал и добавил:
— Я считаю, раз уж нам всем суждено проиграть в этой игре, то стоит хотя бы попытаться получить удовольствие от процесса.
— Вы ведь тоже боитесь смерти, Карл, — улыбнулся Маркус. — Но бояться умереть — нормально. Куда хуже — бояться жить.
— Да. Я всё это наговорил, а сам, признаться, боюсь до дрожи, — согласился алхимик. — Но знаете, Маркус, я ведь её видел. Я видел смерть, когда в Риген пришла чума. Уж не знаю, откуда и каким ветром занесло к нам эту заразу. Кто говорит, из Анмода, кто-то — будто эльфы постарались. Плевать, в чём причина. Важно, что бедная девочка потеряла из-за этого родителей, а мой брат — сына и невестку. Да простят меня боги, но почему зараза не взяла проклятую змею Иду Морнераль?
— Эта женщина так плоха?
— Поверьте, если бы вы её знали, то понимали бы, насколько я мягок в выражениях. Интересно, она всё ещё в Дракентале или, наконец, уехала… Да нет, о чём это я! Этот её головорез Вайс наверняка рыщет где-то в городе, выискивая способ добраться до Рии. Пока девочка дышит, Морнераль не успокоится. Весь путь из Дракенталя, меня не покидали эти мысли.
— Я тоже недавно вернулся оттуда, — сказал Маркус, регулируя огонь горелки.
— Какое же дело занесло вас в этот проклятый город?
— Поиски Игната, конечно же. А задержаться пришлось из-за доблестной дракентальской стражи, бросившей Тиберия в темницу. Он расплатился фальшивым серебром, которое выиграл у наёмников в карты, так что мне пришлось отрабатывать его свободу в Пламенном замке. И занимался я примерно тем же, что и сейчас. Работал с одним прекрасным алхимиком. Правда, для чего именно всё это —
