Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин
А Пашу требовалось просто гонять. Не давать погружаться во внутренний диалог. Общаться. Заставлять учиться, бегать, жрать нормальную еду. Несложно, даже довольно просто, но заняться подобным было некому. Точнее, было… будь у Салиновского потенциал выше, но такая роскошь для патогена? Да еще и умудрившегося знатно попрыгать по чужим койкам в тринадцать-то лет? Нет! Впрочем, это касается и меня, всего такого уникального, но жившего в жопе мира на общих правах сироты. Может и правда ради прикрытия там или еще чего, точно не знаю, но вот что вокруг меня не водят хороводы с вытянутыми трубочкой губами, в надежде чмокнуть Витеньку прямиком в его сладкий анус — это точно.
— Жрать, — мой палец указал на кухню вышедшему из ванны соседу, уже научено отведшему взгляд от моей рожи, — Потом чай и спать. На утреннюю пробежку пойдем вместе.
— Это… я тут подумал и решили, — возвестили уставшие мослы, брякаясь на свой стул у окна, — Иду с тобой на этого… программиста.
— Точно? — удивился я, — Ты же журналистом хотел стать?
— Точно, — покивал хлебающий чай блондин, — Может, и стану. Но ты так расписывал, куда у нас мир катится, в смысле в электронику, что это точно пригодится. А так… ну это всего лишь первое образование, почему бы и нет?
«Всего лишь первое высшее образование». Меня прямо гордость наполнила, вместе с прочими позитивными чувствами. Вот так, небрежно, о «всего лишь первом», может лишь наш человек!
— И это…, — замялся Салиновский, — Вить, ты случаем, не Прогност?
— Сказка эти ваши прогносты, — буркнул я, — Причем страшная. Весь мир трясется в ожидании первого.
Больная для меня тема, особенно из-за общения с Радиным. Тот тоже носился с идеей, что я мифический и ужасный прогност. Я-то думал, что на этом выиграю из своего попаданства, а сам чуть не угодил в застенки в нежном возрасте. Благо что трепался аккуратно, упирая в основном на то, что компьютеризация мира, мобильные средства связи и прочий технологический триумф штукой будут замечательной и вообще решающей для самосознания человека. Правда, спас подсунутый Лещенко психолух, который объяснил Валерию Кузьмичу, что мои фантазии — это просто желание общаться с людьми. Слишком многое из моего бреда не билось с интересами партии и народа, просто потому что движущие силы экономики в мирах разные. У нас это были потребители. Отстали, волки коварные.
Тем не менее, во всем пришествия неогена-прогноста ждут и боятся. Предсказатель, информация которого предоставит какой-нибудь из супердержав мира критически важную информацию. И та со страшной силой нагнёт остальных в позу пьющего оленя, а затем засадит, противно гогоча, по самые помидоры, без смазки и предварительных ласк.
А нам с Пашей пофигу, мы пойдем своим путем. Причем завтра и подавать заявления. Салиновского, причем, будет ожидать очень печальная и насыщенная жизнь, состоящая из зубрежа и спортивных упражнений, но он на неё смотрит с большим оптимизмом. Несколько дней, в течение которых он задалбывался выдаваемыми мной упражнениями, показали парню, что большинство своих проблем он придумывает сам. Ничего, думалось мне, нарастит наш половой террорист чуть больше мяса, начнем его социализировать, возможно даже девушку себе найдет в «нормальном» режиме. А тогда, скорее всего, его альфа-режим станет куда как более контролируем за счет уменьшения разницы между «личностями».
Впереди у меня, правда, задание по внедрению в подпольную жизнь Стакомска, но такое с кондачка не случается, мы на стадии подготовительной работы. Как мне изволила сообщить валькирия. Мол, сиди, обживайся, разводи блондинов на информацию.
— Давай ложиться, — предложил я клюющему носу Павлу, — Нам завтра в политех к 9-ти.
— Угу…
Не хочу учиться, думал засыпающий я, да еще и в политехе. Всю первую жизнь был гуманитарием до мозга костей, а сейчас оценки отличника имею только за счет огромного количества свободного времени в прошлом и идеального состояния своего непростого организма, позволяющего грызть гранит науки с упорством, на которое нормальный человек не способен. Однако, привычка учиться есть, а профессий, где не требуется пересекаться с людьми, не так уж много. Сомневаюсь, что меня когда-либо отпустят работать смотрителем маяка, а вот смотрителем котельной — запросто. Охренительная судьба для неосапианта…
Приглушенный шум и крики вырвали меня из сна. Орали, в основном, одно единственное слово, не считая мата и визгов, но оно оказалось таким замечательно бодрящим, что я сам не заметил, как, выдав Салиновскому пару пинков и воплей, уже стоял у дверей одетый, а местами еще и радостный за то, что так и не удосужился разобрать свои баулы. Слово же это было…
— ПОЖАР!!
— Что? Какой пожар? Что происходит? — тупил Паша, который, благодаря усталости и цыплячьему телосложению, проник во владения Морфея куда глубже чем я, а теперь пытался вылезти.
— Вставай, проклятьем заклейменный! — рявкнул я на него, — Хватай всё самое ценное и валим! Орут по всей общаге!
И орали не зря. Пока Паша вошкался, я, высунув жало в коридор, тут же им закашлялся, так как дымовал уже стоял отменный. В этом дыму шуршали парни и девушки, волокущие своё добро к общей лестнице. Кто в охапку, кто, такой же умный, как и я, с сумками. Вдалеке командно завывала комендант, но слов я разобрать не мог. Каждый, кто не заходился кашлем от удушливого и гадкого дыма, считал себя должным верещать как потерпевший и материться как сапожник. Ну, за исключением прекрасного пола, издающего панические и непонимающие взвизги.
У нас что, немалая общага девятиэтажная, и в ней ни одного гидрокинетика или кого-то подобного?! Ну охренеть теперь!
— Ты зачем посуду хватаешь, чувырла безмозглая!! — заорал я на Салиновского, заглянув в комнату, — Шмотки и документы, и всё!!
— П-п-понял, — пробормотал тот, — Ты маску забыл!
Точно. Надо надеть. И сумки тащить мы не будем, ибо не дебилы!
— Шта? — аж проснулся окончательно блондин, глядя, как я выкидываю его и свои
