Рок и Кара - Ксения Власова
По обе стороны от меня стояли люди – представители всех Тринадцати кланов, пришедшие, чтобы выразить мне почтение и заверить в своей преданности. Я слышала шепот – иногда благоговейный, чаще настороженный – и продолжала с достоинством идти вперед, не оборачиваясь и не ловя ничей взгляд. Волосы были распущены, они свободной волной падали на плечи, и их тяжесть заставляла держать голову еще более гордо.
Жрец встретил меня у подножия небольшого возвышения. В его руках сияла корона, украшенная крупными рубинами и россыпью бриллиантов, – гарант жизни моих сестер.
Я остановилась и медленно, чтобы не наступить на мантию и подол платья, обернулась лицом к зрителям. Орган затих. В храме повисла такая тишина, что можно было расслышать легкое шипение горящих свечей.
– Сегодня милостью богов мы обретаем ту, кто прошла испытание смертью и водой. Ту, кто будет править мудро и исполнять волю предков. Мы обретаем королеву!
По храму разнесся зычный голос жреца. Он говорил так громко, что едва не срывался на визг, и это заставило меня раздраженно поморщиться. Жрецу пришлось привстать на цыпочки, чтобы возложить на мою голову корону.
– Да здравствует королева Кара! Долгих лет жизни королеве Каре!
Приветственные крики раздавались со всех сторон, они оглушали, и я, немного растерянная от всего происходящего, старалась выглядеть невозмутимой. С наигранной неспешностью, вызванной опасением споткнуться о подол и упасть, я поднялась по трем ступеням и медленно опустилась в кресло. Сжала рукоять рапиры еще сильнее и положила обнаженное оружие на колени, как того требовали традиции.
Один за другим, как тогда, после поединка, люди стали преклонять колено. Но теперь они делали это не молча. Прижав правую руку к груди, каждый давал клятву:
– Клянусь быть верен королеве и исполнять ее волю, как волю богов!
– Клянусь!
– Клянусь!
– Клянусь!
Царственно кивая, я не испытывала ничего, кроме смутной тревоги. Чувствовала, что стою только в самом начале пути. Вглядываясь в лица тем, кто произносил клятву, я понимала, что хотела бы оказаться где угодно, только не здесь. И от этих мыслей массивная корона казалась еще более тяжелой, чем была на самом деле.
Я неподвижно стояла перед высоким округлым зеркалом в серебристой раме и внимательно всматривалась в отражение. Оно демонстрировало серьезную, иногда хмурящуюся девушку в голубом подвенечном платье.
Я глубоко вздохнула и тут же пожалела об этом – корсет, сжимающий грудь стальным кольцом, угрожающе затрещал.
– Ваше Величество! – укоризненно произнесла камеристка.
– Прошу прощения, – ровно ответила я и вновь посмотрела в зеркало.
Длинные светлые волосы были убраны наверх и спрятаны под жемчужную сеточку. Лицо должна была закрывать фата, но сейчас она, полностью откинутая назад, спускалась по спине сияющей полупрозрачной дымкой. Я смотрела на свои пухлые губы – их впервые коснулась краска – и чувствовала себя куклой, которой методично меняют маски.
– Вы чудесно выглядите, Ваше Величество! – вполне искренне откликнулась одна из трех девушек, помогающих закончить мне с нарядом.
– Чудесно, скажешь тоже! – раздраженно шикнула на нее камеристка. – Ваше Величество выглядит прелестно! Прелестно! Луна и звезды не смогут затмить ее нежной красоты.
Я не смогла сдержать усмешки. Память надежно хранила все те обидные слова, что камеристка говорила мне, когда я была ребенком. Белая лисица… Бледная моль…
А теперь, значит, я обладаю нежной красотой. Забавно.
– Ваше Величество! – В комнату встревоженной чайкой влетела Любовь и затараторила: – Один человек просит вашей аудиенции. – Она еле выговорила явно новое для нее слово и с азартом продолжила: – Вы его знаете…
Я с недоумением посмотрела на нее, и служанка продолжила уже чуть тише:
– Его зовут Защитник. Ваше Величество, помните его?
Я стояла напротив зеркала, поэтому увидела, как сильно побледнела. Голова, словно разбитое стекло, взорвалась от тысячи мыслей.
– Ваше Величество, – робко напомнила о себе Любовь, – так его звать или как?
– Глупая девка! – Камеристка, в силу возраста считавшая себя мудрее прочих, запустила в Любовь катушкой ниток. Та не долетела до цели и, стуча деревянной шпулькой, покатилась по полу. – Королеве сейчас не до приема гостей! У нее венчание вот-вот начнется!
Любовь виновато попятилась к двери. И почти исчезла за ней, когда я снова обрела возможность говорить.
– Постой!
Любовь замерла, а я обернулась к камеристке:
– Приказы здесь отдаю я, вам ясно?
Под моим холодным взглядом она испуганно сжалась и, приседая в бесконечных реверансах, забормотала извинения. Я оборвала их величественным взмахом руки.
– Любовь, веди его ко мне.
Прошло несколько мгновений, и порог комнаты переступил Ник. Не поднимая глаз от пола, он опустился на одно колено и склонил голову. Его изрядно потрепанная одежда была вся в пыли. Казалось, он провел в пути несколько дней подряд.
– Оставьте нас, – невозмутимо сказала я, и все поспешили выполнить мою просьбу.
Как только за ними захлопнулась дверь, я в волнении обратилась к Нику:
– Как я рада вас видеть! Встаньте, пожалуйста. Право слово, это лишнее…
Мои пальцы слегка подрагивали, и я спрятала руки за спину. Ник неуверенно поднялся с колена и посмотрел на меня. Его взгляд заскользил по моему лицу, словно бывший страж жадно вбирал каждую черточку. Я смутилась. Столкнуться с таким откровенным обожанием, стоя в подвенечном платье и намереваясь стать женой другого человека, было… больно.
Растерянная, я уже указала рукой на стул с высокой спинкой, когда спохватилась, что сама присесть не могу из-за страха помять или испортить платье, а Ник ни за что не опустится на стул, пока я не сделаю этого первой. Мой статус изменился так резко, что я все не могла к этому привыкнуть и не знала, как себя вести. Передо мной стоял человек, которым я очень дорожила, но совершенно не представляла, что могу ему сказать.
– Кара… Простите, Ваше Величество!
– Ничего. – Я куснула губу. – Вы можете звать меня по имени, как прежде.
Ник упрямо мотнул головой.
– Ничего уже не будет как прежде, Ваше Величество. Прошлое… всегда остается в прошлом.
– Ник, прошу вас… – Я умолкла, понимая, что продолжать не стоит.
Взгляд Ника, наполненный таким невыносимым страданием и сожалением, полоснул меня, как остро заточенный охотничий
