Сны мага - Яна Алексеева

Но вот Харит, живой, дышащий, наблюдает, как реализуется конечный пункт плана — отсечение.

Он, пытаясь отдышаться, висел на руках парочки неведомо откуда взявшихся наемников из Белого отряда. И смотрел.

Как стремительно, меняя ритм и направление движения, кружится огненное кольцо, не давая медани подступиться ближе к последним отступающим Джихан Беру.

Как две фигуры летят, отступая перед напором тьмы, уже слишком похожей на людей.

Как время застывает, словно замораживая в воске двоих у судорожно дергающегося под нагрузкой моста, как с гулким грохотом взбухает огнем и расцветает осколками фургон, у которого на миг задержалась тьма.

Как горят эхли медани, как один человек несется через мост, перепрыгивая через плашки и практически не держась руками.

Как Кехан, снулый, холодный и высокомерный ублюдок, не способный даже улыбнуться, не то чтобы выпить со всеми у костра, танцует с огнем на краю обрыва.

Как Кехан, ходячий справочник, хладнокровно вступающий в любой разговор, игнорирующий дружеские отношения и вечно торчащий с краю, сдерживает наступающих эхли медани один.

Ровно так, как говорилось в никогда не должном реализоваться плане.

Как Кехан, незаменимый, когда нужно вытащить из рукава какую-то информацию, но молчащий, если не спросить прямо, отступает на покачивающийся мост.

Как огонь, танцующий по воле его рук, каплями льется на мост, поджигая скрученные канаты. Как пламя бежит вперед и назад, заставляя медани отступить ненадолго, но потом снова кинуться вперед, под удары горящего копья.

Как трещит и шатается пылающий мост. Как огонь пожирает канаты, опоры, деревянные поперечены, как падают вниз, туда, где ревет ледяной поток, пепел и искры.

Как Кехан почти летит к другому берегу, отступая и, оступившись, запинается и почти падает, когда доски под его ногами начинают рассыпаться пеплом.

Как Кехан вскидывается, развернувшись, как сверкает бенго, встречая истекающую болезненной зеленью тьму, и перерубает последние, самые толстые, удерживающие мост канаты.

Как остатки моста, превратившиеся в комок огня, жадно пожирающий самое себя, ошметки тьмы, окутанные пылающей и пульсирующей, словно живая, зеленью и Кехан, хладнокровная снулая рыбина, успешно и самоотверженно прикрывшая отход отряда Джихан Беру, падают вниз.

Грохот, удар, шипение вместо криков, мощный всплеск далеко внизу и тишина.

Эхли медани, бросающие тень на небо и землю с той стороны реки, вскинулись, потянулись остатками тьмы к замершим на противоположном берегу Джихан Беру, отпрянули, словно ожегшись незримым огнем, бросив на землю волну зеленых искр, выжигающих среди чадящих остатков фургона пепельные полосы. Потом тьма подобрала щупальца и начала медленно отступать от края.

Медленно. Очень медленно. Назад.

К городу, над которым простирала крылья еще большая тьма.

Воцарилась тишина, прерываемая только тяжелым дыханием в этот раз убежавших от смерти людей.

Кроме одного?

Харит последний раз вздохнул и высвободился из рук Белого отряда.

Медленно-медленно, посматривая на шелестящую тьму, подошел к обрыву, где на опорных столбах, сложенных из мелкого камня, спаянного древним цементом, болтались остатки канатов.

Канаты дрогнули и Харит чуть не нырнул вниз, перевешиваясь через край.

И замер.

Кехан, унылый одиночка, по всем правилам должный мертвым лежать на дне реки, цеплялся за остатки моста и отвесные скалы над темным, бурлящим и пенящимся, несущимся с рычанием в сторону моря потоком. Кехан не собирался сдаваться и снова шевельнулся. Руки одна за другой переместились выше, вцепляясь в остатки моста, он подтянулся, нащупал новую опору среди осыпающихся мелким песком трещин и выступов.

Еще одно движение.

Глаз Кехан не поднимал, вжимаясь сосредоточенно в скалу и словно во что-то вслушиваясь.

Рядом с отмершим Харитом, машинально попытавшимся составить какой-нибудь план, кто-то шумно выдохнул. Джихан Беру оглянулся.

Белокамизный прошептал:

— Веревку бы?

— Хм, нет. Просто не отвлекай. Он сам справится.

Харит в этом не сомневался.

Тому, кто готов сунуться под огонь, взобраться по почти отвесной скале не сложно.

Наверное?

Время тянулось и тянулось, словно сладкая патока, вываренная в горном меду. Потрепанные остатки отряда собрались, нервно перешептываясь и поглядывая то на ту сторону, где медленно разрастался комок сумеречной тьмы, то вниз, на медленно поднимающегося по скале Кехана. Белые камизы Кауи Рижан, смутно знакомая тройка молодых да ранних, ругались чуть в стороне, старший хмурился, девица горячо что-то доказывала, размахивая руками, еще один нервно дергал и дергал шлейки своей перевязи, согласно кивая на ее бурную речь.

Наконец грязная обожженная рука вцепилась в край скалы, Харит тут же упал, собирая пыль на окончательно испорченную камизу и подхватил вторую за запястье, вытягивая обгоревшего наемника на горизонтальную поверхность. Тот, перевалившись, перекатился на спину и уставился неподвижным взглядом в небо.

— Цел? — спросил тихо Харит, присев рядом и взглядом отгоняя любопытствующих спутников.

Кехан, грязный, обгоревший и ободранный, как кот после изрядной головомойки, потерявший один из своих лелеемых бенго, осторожно провел рукой по лицу, размазывая пыль и кровь, превращая лицо в ритуальную маску и сказал очень спокойно и ровно:

— Нужно менять твой план, не совсем он работает. Недостаток информации.

Харит посмотрел на эту снулую придворную рыбину, сглотнул и испуганно рассмеялся.

Сон. Замки памяти.

Большой полукруглый кабинет на самом верху башни кесэт Саитэ всегда был предназначен не столько для работы, для этого у магов были лаборатории, подземные и надземные, а для демонстрации величия, подавления инакомыслия и торговли.

Стрельчатые окна тянулись от пола до высокого потолочного купола, в рамы были вставлены мелкие разноцветные стекла, образующие странный узор и из глифов и рун. В солнечный день свет, попадая в помещение, расцвечивал серые камни в алый, синий и золотой. Великолепный массивный стол из красного дерева и кресло с резной спинкой из дерева золотого располагались прямо напротив дверей. Вдоль полукруглой стены стояли стеллажи, полные свитков и безобидных на вид безделушек, перемежающиеся статуями в древних пластинчатых доспехах из драгоценного дерева и дубленой кожи. Канделябры в виде морских драконов горели вечным бездымным огнем. Пара глубоких кресел из пропитанной ароматными маслами кауи, оплетенной шелком, гобелены от лучших мастеров страны Рё и циновки, сплетенные из лучшего цветного морского тростника, выведенного одной из кесэт и собранные в ритуальные круги и джумат. Рабочие, готовые к наполнению силой. И, порой, круги эти активировались.

Но, кажется, не в этот раз. Не придется оттирать от подпалин камни и стелить новые циновки.

Глава кесэт сидит за столом неподвижно. Но его присутствие ощутимо давит на присутствующих. То, что невозможно увидеть, глядя в лицо, но можно ощутить, отведя взгляд от лица хозяина кабинета.