Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора
Управление Дзисин на острове Камо и впрямь было ничем не выдающимся домом с крохотным ухоженным садиком. Здесь жила семейная пара Тояма, не имевшая детей, и один единственный работник, не обладающий задатками оммёдзи. Он помогал госпоже Юэ ухаживать за садом и небольшим огородом, вместе с Тоямой следил за огнем на скалистом уступе и редкой почтой, приносимой птицами. Его звали Аюкава.
– Так о ком же вы говорили, госпожа? – спросил Хизаши после того, как первая чаша была выпита, и хозяйка разлила по второй. Запах трав поплыл по комнате, до которой еще не добрались рассветные лучи. – Кто нас пощадил?
Госпожа Юэ бросила на мужа быстрый встревоженный взгляд и медленно ответила:
– Я… Мой супруг не любит, когда я…
– Все в порядке, Юэ, говори.
Получив одобрение, она продолжила:
– В водах близ острова появился Умибозу. Поэтому рыбаки перестали заплывать к нам. Умибозу… Умибозу топит их лодки и поедает тела.
– Умибозу не людоеды, – заметил Куматани. – Но дело серьезное. Почему вы не отправили в школу запрос?
– Потому что нет никакого Умибозу. Ветер с севера волнует море, участились шторма, вот рыбацкие суденышки и не справляются. Я не обучался искусству оммёдо, но с детства вижу всякое. Такое чудище, как водный монах, я бы точно заметил.
– Но ваша супруга уверена в обратном, – негромко добавил Хизаши. От горячего пряного чая потянуло в сон, и он стал моргать реже обычного, почти впадая в спячку.
– Она просто женщина из семьи бедного торговца. Поверьте, за полгода в подобном уединении кто угодно начнет видеть чудовищ.
– И много чудовищ видите вы?
Нежный утренний свет заглянул в окошко и косыми лучами упал на низкий столик, освещая и чашу, которую грел в руках Хизаши. На миг в полупрозрачной поверхности чая промелькнуло отражение хищного желтого глаза и исчезло, никем не замеченное. Кента украдкой зевнул и, случайно или нет, не дал Тояме ответить на вопрос.
– Когда лодка отвезет нас обратно?
– Не раньше обеда. Юэ подготовит для вас футоны, чтобы вы могли отдохнуть перед дорогой.
Искушение было велико, и юноши проследовали за хозяйкой в дальнюю часть дома. Утро выдалось свежим, несмотря на чистое небо и яркое солнце, даже холодным. Хизаши остановился посреди террасы, опоясывающей дом, и подышал на руки – изо рта вырвалось облачко пара. Кента шел впереди, слегка вразвалку, будто все еще оставался на шаткой палубе, но доски пола под ним почти не скрипели. Он обернулся и немного рассеянно улыбнулся Хизаши.
Тот сделал вид, что любуется садом, еще борющимся за жизнь с осенними ночами.
Госпожа Юэ опустилась на колени возле одной из дверей.
– Дом строился для нужд управления, – пояснила она, – здесь много комнат, которые давно не использовали. Подождите чуть-чуть, я все приготовлю.
Она скрылась внутри, оставив сёдзи раскрытыми, чтобы впустить свежий морской воздух. Хизаши протянул руку, и на ладонь плавно опустился желтый лист клена. Его узорчатые края сморщились от холода.
– Не похоже, что нам стоит опасаться шторма в такую погоду, да? – спросил Кента. В его руке был идеальный кленовый лист, красный, как огонь, без единого изъяна.
Хизаши скомкал свой и бросил на землю.
– Много ты понимаешь в штормах?
– Ночью я наблюдал за звездами и сделал предсказание. Нас ждет спокойное путешествие.
– Не знал, что ты умеешь предсказывать по звездам.
– Мама научила. Мы же служили при храме Лунного медведя. Но у меня не всегда получается.
– Что ж, на этот раз тебе лучше не ошибаться.
В комнате на шесть татами было мрачновато, все еще пахло пылью, но соленый ветер быстро выдует посторонние запахи. Хизаши первым делом подошел к арке камидана[36], украшенной толстой симэнавой с бумажными подвесками.
– Какому ками вы поклоняетесь?
– Араси-э. Он защищает Камо-дзиму от бурь и невзгод.
Куматани поклонился алтарю, Хизаши повторил его жест, попутно пытаясь ощутить присутствие ками, но, похоже, он не желал знакомиться с гостями. Хизаши ощутил неприятный, досадный укол зависти. Никому, кроме этих троих смертных, неизвестный дух имеет свой алтарь и слышит молитвы, чем он заслужил такое?
– Хизаши? Все в порядке?
– Отстань. Ложись спать.
Кента не отреагировал на грубость и послушно лег на развернутый футон. В тесноте комнаты они с Хизаши лежали почти бок о бок, оттого и заснуть никак не получалось. Запах пыли еще витал в воздухе. Хизаши было холодно, и вскоре он поднялся, чтобы пройтись по саду и, если повезет, погреться на солнышке. Куматани спал крепко и лишь перевернулся на бок, смешно прижав кулак ко рту, когда Хизаши выскользнул из-под одеяла и с шорохом отодвинул створку двери. Снаружи было еще свежо, но солнце уже развеяло следы ночного морозца и стало тепло, почти как летом. Со стороны хозяйских комнат слышались голоса и звуки с кухни, и Хизаши пошел в противоположном направлении, пока не набрел на огороженную крупными камнями тропу, забирающую круто вверх. В ее конце на фоне ослепительно голубого неба выделялась коренастая башенка така-торо – маяка, указывающего путь во мгле. Хизаши от нечего делать направился к нему.
Основание така-торо было сложено из камня, от времени изрядно потемневшего и вросшего в землю, а сама клетка для огня – деревянная, внутри которой прятался фонарь из промасленной бумаги, не боящейся ни воды, ни ветра. Хизаши слышал, что некоторые маяки были высокими и полностью сделанными из камня, но крошечный островок мог позволить себе только такой така-торо, настолько сросшийся со скалой, что стал ее частью. Хизаши подошел ближе и прикоснулся к холодному камню.
– Господин чувствует? Этот фонарь живой, в нем обитает Араси-э.
Хизаши перевел взгляд на сутулого мужчину, стоявшего на самом краю обрыва. Ветер трепал полы его короткого кимоно и вырывал пряди волос из неаккуратного узла.
– Аюкава?
– Вы экзорцист из столицы.
– А ты помощник управляющего.
Аюкава отошел от края, и стало заметно, что он сильно хромает, а левая половина его лица изуродована – кожа стянута шрамами, будто от огромных зубов. Если бы не они, Хизаши бы сразу понял, что человеку перед ним едва минуло двадцать.
– Араси-э часто является нам здесь, – поделился Аюкава, часто моргая. Кажется, один его глаз был слеп. – Но вы ей не нравитесь, поэтому она ушла.
– Какие дерзкие речи, – хмыкнул Хизаши. – Чем же ей могли не понравиться ученики школы Дзисин?
– Я лишь говорю то, что чувствую, господин.
– Значит, ты любимчик ками? Тогда скажи мне, почему она не прогонит Умибозу из этих вод?
Аюкава насупился и нервно почесал израненную щеку.
– Значит, мы это заслужили. Араси-э ничего не делает просто так. Она спасла меня, я верю в нее!
– Спасла от чего?
Аюкава бросил взгляд назад, туда, где за обрывом шумело море, ударяясь о камни.
– От куда более страшной участи.
И с этими словами он поспешил мимо в сторону дома. Несмотря на хромоту, он был довольно быстр и ловок, и Хизаши не стал его догонять, а вместо этого опустился прямо на землю спиной к маяку в позу для медитации. Шум воды у подножия утеса зачаровывал. На самой границе между тремя основами – водой, землей и небом – скапливалось много природной энергии, она обтекала тело и шевелила длинные волосы, собранные в высокий хвост. В животе поселилось тепло, и Хизаши втянул носом свежий воздух, покалывающий едкой солью и запахом гниющих водорослей, налипших на скалу во время прилива. Мерный плеск и крики низко парящих чаек слились воедино, Хизаши качало на волнах до тех пор, пока внутри не скопилось такое количество ки, какое едва вмещалось в хрупкое смертное тело. Но хотелось больше, гораздо больше. Запомнить это чувство и унести с собой, как ракушку на память.
Хизаши становился сентиментальным, а для таких, как он, это путь в никуда.
Поднявшись, он поклонился океану перед собой и пошел в обратный путь.
