В августе сорок третьего (СИ) - Тарханов Влад

Ну вот, такой был доклад. И всё-таки, что меня так беспокоило? Что не даёт покоя, вот чёрт… Отставить! Буду думать об этом позже, сейчас даже не услышал, что меня спросила жена, скорее всего, интересуется, почему мы едем загород. Рискну…

– Мы едем в наш наукоград, потерпи, дорогая, еще немного и ты всё узнаешь.

Уфф… по лицу супруги понял, что угадал правильно. Она задала именно этот вопрос и проверяла, слушаю ли я ее, или задумался о работе… ага! Вот что меня тревожило! Дошло! Гиммлер! Куда сбежала эта трусливая крыса?[58] Ладно, уверен, что его сейчас ищут изо всех сил. Так! Отбрасываем работу побоку! Я же обещал Самому, что буду сегодня отдыхать… Завтра займусь этим вопросом вплотную. Указываю супруге на несколько исторических мест, мимо которых мы проезжаем. Сначала была Гжель, да, та самая, откуда гжельский фарфор и где существует школа оригинальной росписи, что давно стала одной из художественных достояний России. Мысли заехать и что-то прикупить не было: сейчас вся продукция государственного завода идет заграницу за валюту. А дальше мы проехали через Ильинский погост – небольшой поселок, который раньше принадлежал монастырю, поэтому и село, в котором был храм святого Ильи, стал называться погостом. В селе была построена церковь Воскресения Христова, которую в 1840-м году освятил митрополит Московский Филарет (Дроздов)[59], этот храм был построен после страшного Ильинского пожара, когда пострадал весь погост. Построен на народные деньги, через 9 лет от освящения к церкви была пристроена 70-метровая колокольня, напротив нее мы и остановились. Храм потерял крест, в страшном тридцать седьмом был закрыт, сейчас тут размещалась швейная мастерская, работающая для фронта, для нашей Победы. Всего пару минут посмотрели на церковь и отправились дальше.

– Почему ты не сказал, что хочешь познакомить меня с самим Экзюпери? Я бы оделась приличнее! – острый локоток супруги ткнул меня в бок, вот так мы уезжали из Егорьевска. Ну да, сюрприз у меня получился!

Ладно, не буду забегать вперед. Когда мы приехали в медицинский наукоград, который еще перед войной возвели в небольшом подмосковном райцентре, я поразился тем переменам, которые произошли в этом городке за несколько предвоенных лет. Когда я приехал сюда первый раз – на весь райцентр было несколько каменных зданий, почти все дома были из дерева, вот в таких древних домах, чьи стены из почерневшего теса, в потеках от дождя и тающего снега, располагались несколько медицинских учреждений, открытых на базе старой земской лечебницы и еще дореволюционных фабричных больничек. В самом городке все дома были одноэтажными, только в центре было несколько двухэтажных зданий, дороги были засыпаны щебнем, и тротуары были в большинстве своём из досок. Зато тут было идеальное место для строительства крупного медицинского и научного центра: недалеко от нормального (в реалиях сороковых годов) шоссе, был большой парк, старое поместье какого-то заводчика, может быть даже городского головы. Кстати, первым городничим Егорьевска был некто лейтенант флота Яков Исаакович Ганнибал, двоюродный дядя А.С.Пушкина. Так что… И еще я узнал, как быстро и добротно умеют строить в это время. Не смотря на войну, наукоград еще достраивался. Фактически, были сданы шестиэтажное здание больницы, лабораторный комплекс, небольшое административное здание и общежитие для персонала. Возводился научно-производственный центр, биолаборатория повышенной защиты, фармакологический завод, два здания стационаров и большая поликлиника. Не смотря на войну работы продолжались, может быть, не так интенсивно, финансирование урезали и много людей было призвано в армию, но всё-таки велось! Изменился и сам городок: центральную улицу уже покрывал асфальт, появились кирпичные административные здания, город стал многолюднее из-за множества приезжих.

1 сентября 1943 года капитан ВВС Антуан де Сент-Экзюпери заболел[60]. В последний год он уже не вылетал на бомбардировки, его эскадрилья была переведена в высотные разведчики и корректировщики артогня. На высоте, доложу я вам, холодно даже летом. Всё начиналось как небольшая простуда, но уже через несколько дней вылилось в тяжелую двухстороннюю пневмонию. Так Экзюпери оказался в медицинском центре «Егорьевское». Ему начали колоть новомодные антибиотики, на удивление, чуда долго не происходило. Я понимаю так, что для того, чтобы антибиотики действовали, надо чтобы у человека был хоть какой-то иммунитет. Французский летчик работал же на износ, хотя его пытались остановить, уменьшить интенсивность вылетов, но Антуан не давал поблажек ни себе, ни своему экипажу. Мы несколько раз сталкивались: приходилось давать разведзадания, а что делать? Туман войны. Мои послезнания уже не работали – всё очень сильно изменилось, хотя и некоторые тенденции были на удивление стабильными. Вот и сейчас я имею возможность пообщаться с писателем, книгами которого зачитывался в детстве, а сколько я проплакал над «Маленьким принцем», когда был ребенком, превращающимся в подростка! Мне почему-то очень жалко было этого маленького мальчика, затерянного среди звезд, очень-очень жалко…

Мы с Марго зашли в просторную палату, в которой был только искомый летчик, видимо, два его соседа были на процедурах. Антуан сидел к нам спиной, лицом развернувшись к окну и что-то правил на листах рукописи. Я видел, как он что-то черкает по написанному, услышав звуки, говорящие о появлении посторонних, Экзюпери отвлекся и развернулся к нам лицом. Я видел, что жена пока еще не въехала в ситуацию, поэтому спокойно произнес:

– Маргарита, позволь тебе представить моего хорошего знакомого, военного летчика, Антуана Мари Жан-Батиста Роже де Сент-Экзюпери. Антуан, разреши познакомить тебя с моей женой, Маргаритой.

Последнюю фразу я произнёс на французском. Два месяца. Выучить язык для меня – два месяца. Причем слова я запоминаю очень быстро, правила построения фраз и предложений вообще не проблема. Два месяца уходит на то, чтобы поставить с преподавателем произношение. Француз даже в больничной пижаме остается французом. Он встает и с аристократической элегантностью целует Маргарите руку. В дальнейшем наш разговор происходит на французском, при этом Экзюпери старается вставить русские фразы, а Марго иногда переспрашивает меня, о чем идет разговор, ее французский не настолько хорош, чтобы воспринимать беглую речь, а мне вот как-то удается…

Антуан предлагает пройтись, тем более, что его соседи вот-вот должны вернуться. Мы соглашаемся. Погода еще стоит напоминающая конец лета, а не середину осени. И только желтая и багряная листва в парке напоминает о том, что очередная зима уже не за горами. Писатель одевается, прихватывает несколько орехов, хочет подкормить белок в парке. Пока он собирается, я успеваю глазом заглянуть в лист бумаги, который француз прячет в тумбочку и узнаю рисунок, вот это ведь… Он писал «Маленького принца»![61] Я помню этот рисунок с баобабами! Три больших дерева, охватившие корнями маленькую планету! Это что получается? Экзюпери ведь мог умереть, и тогда мир не узнал бы этой чудесной сказки? Вот же чёртовы выверты времени! Никогда не знаешь, что измениться в нём, никогда!

Пока мы шли парком, Антуан рассказывал мне, как на нем тут ставили эксперименты, применяли какую-то волновую терапию, что-то неизвестное. Я так понимаю, что старались поднять иммунитет, после чего антибиотики м заработали[62].

– Интересно, что вас привело сюда, мой генерал? Неужели желание посмотреть на тушку престарелого писателя, который до того обрюзг, что скоро не влезет в кабину самолета?

– Нет, нет, Антуан, никаких дел, никаких заданий, ничего, что касается войны и службы… просто мне донесли о ваших страданиях. Держите!