Стефан Корджи - Демон пучины
— Простите, господин, я хотел бы спросить… А куда мы поплывем? — Весь страх деревенского парня перед неведомым и огромным морем прозвучал в этом вопросе.
— Куда глаза глядят, — честно ответил Конан и тут же пожалел о своей откровенности. Губы и парня задрожали, киммериец испугался, что тот разрыдается. Тогда, чтобы немного исправить положение, он быстро и зло проговорил: — Я ищу своего обидчика, ты и сам давно уже понял, что это не человек. Это Демон океана Од'О, папаша, кстати, твоей волшебницы, что на вашем холме жила и людям жизнь портила, помнишь, ты мне сам рассказывал? У меня к нему накопилось много вопросов, и он мне ответит на все. — Заметив мутнеющий взгляд Зубника, Конан уверенно добавил: — Ты не бойся, дальше я один пойду, ты здесь не при чем.
Он сам удивился этому своему обещанию, но внутри уже окрепла уверенность в том, что слуга ему больше не понадобится. Что-то подсказывало киммерийцу, что главное свидание уже близко, и теперь нужно рассчитывать только на себя. Нет слов, наделенный необычными способностями Зубник помог Конану в его путешествии, он привык к этому бесхитростному доброму парню, который создавал рядом ощущение тепла, хоть и не стал ему другом. Но с демонами Конан привык встречаться один на один.
У Зубника запылали уши, когда он увидел, что сам король Аквилонии, подойдя к нему, протягивает руку. Их крепкое рукопожатие было прервано деликатным покашливанием у двери.
— Пока накрывают праздничный ужин, его светлость хотел бы предложить вам свой бассейн, напитки и легкие закуски, — сладким голосом произнес вошедший слуга.
Благодарный Эстепонато позаботился и об одежде для дорогих гостей, поэтому поздним вечером Конан и Зубник появились в парадном зале посвежевшие, повеселевшие и переодетые в легкие светлые костюмы. Конан, которому после долгих препирательств, все же позволили оставить на поясе кинжал, все еще немного хмурился, чувствуя себя почти голым в легчайших тканях. Несколько раз он было порывался сообщить хлопочущим вокруг слугам, проявляющим, кроме почтения к великим лекарям, еще и массу фамильярностей, кто он, собственно, такой, и прекратить эти дружеские похлопывания, шутки и игривые прикосновения молоденьких служанок. Зубник, наоборот, купался в успехе, как кот в сливках, с трудом успевая пробовать напитки и сласти, вертеть головой и улыбаться девушкам.
Сомнения Конана разрешились довольно быстро. Усадив их обоих на почетные места, герцог Эстепонато поднялся с чашей в руках.
— Я, как правитель Аргоса, а сейчас, в большей мере, как счастливый отец, благодарю судьбу, которая привела в наш город короля дружественной Аквилонии вместе с его удивительным лекарем. Прошу стоя поприветствовать короля Конана и спасителя моею сына… — Его свет лось на мгновение смутился, сообразив, что так и не узнал имени благодетеля.
— Его зовут Зубник, — тихо подсказал киммериец, тоже поднимаясь и обводя взглядом восторженные лица. Тут словно дуновение сквозняка коснулось его щеки: он узнал ощущение, это был чей-то напряженный взгляд. Так смотрела ему в спину незнакомая девушка, в той самой харчевне в Саусалье, где Конан встретил Кастеджо.
— За великого лекаря Зубника! — громко провозгласил Эстепонато, поднимая свою чашу. Праздник начался.
Немного позже, поискав глазами, киммериец среди разноцветного вороха гостей, заполнивших зал, нашел-таки ту, что без улыбки, неотрывно смотрела на него. Теперь она была великолепно одета, затейливую прическу украшали драгоценные камни, складки прозрачного платья успешно не скрывали изящных линий тела. Для пятидесятилетнего Конана все выражения, мелькающие на женских лицах, были давно уже пройденным букварем. Но эти глаза не говорили ничего. Действительно, больше всего они напоминали пропасть, с клубящимся на дне туманом, мешающим сказать, где дно. Все больше мрачнея, киммериец пытался убедить себя, что его совершенно не занимает эта странная девушка, беззастенчиво и неотрывно глядящая на него. Будь в ее взгляде хоть капля желания или призыва, он, отвернувшись, немедленно забыл бы о ней, но его задевало ощущение странной неженской силы, таившейся в нем. Чуткий Зубник заметил перемену в настроении короля и, немного расслабленный обхождением и вином, спросил напрямик:
— Вы кого-то увидели, господин?
Решив проверить свои ощущения, Конан тихо ответил, глядя перед собой:
— За столом у окна, лицом к нам, сидит девушка, посмотри, в голубом платье, высокая прическа, светлые глаза. Что ты о ней скажешь?
Зубник, не особо церемонясь, привстал и, вытянув шею, долго смотрел в указанном направлении. Наконец, сел и разочарованно сказал:
— Простите, господин, может, для вашего возраста это и девушки, но, по-моему, старые коровы. — Увидев бешеный взгляд Конана, он живо добавил: — А в синем там вообще никого нет!
— Да ты куда смотрел, деревня? — начиная закипать, спросил киммериец.
— Куда сказали, во-он, у окна стол. Два мужика там сидят, рожи красные, потом женщина толстая с бородавкой на носу, опять мужик, старуха в драгоценностях, аж к земле ее клонит, сколько понавесила… — Зубник честно перечислял всех, кого видел. Никого похожего на ту, которая леденила Конана взглядом, он не назвал. «Снова мираж?» — подумал киммериец, открывая для себя еще одну необычную способность Зубника. Вернее, его НЕспособность видеть миражи.
В конце концов ему надоела эта странная игра взглядов, и он решительно поднялся, чтобы подойти к девушке. Конан не знал, можно ли схватить мираж на руку, но ситуация должна была разрешиться: либо наваждение исчезнет, либо он вытрясет из этой холодной красотки, кто она и откуда. Увы, с высоты своего огромного роста киммериец хорошо разглядел и старуху в драгоценностях, и краснолицых мужчин, и всех женщин за столом, отметив про себя, что эпитет Зубника насчет коров довольно близок к истине, но… Девушка в голубом бесследно исчезла.
Эстепонато выжидающе смотрел на Конана, и тот сообразил, что стоит почти во главе стола. Пришлось срочно произносить тост за дружбу народов Аквилонии и Аргоса.
После, уже во время непринужденной беседы, Конану удалось, наконец, изложить герцогу свою просьбу.
— О чем речь, многоуважаемый Конан! — Эстепонато изобразил на лице самую доброжелательную улыбку. Он чувствовал некоторую неловкость и легкое раздражение. Несмотря на счастливое избавление сына, его все еще немного удивляло столь необычное появление во дворце могущественного короля Аквилонии: без свиты, в простом платье, в сопровождении лишь молодого лекаря. Герцога грызло любопытство, но он скорей откусил бы себе язык, чем позволил о чем-либо расспрашивать высокого гостя. Про себя он решил, что лучше вызовет Конана на разговор и, может быть, сможет выведать причину этого неожиданного визита.
