Роберто Диоталлеви - Дыхание Смерти
«Нет! Не отпущу!» — оскалился в звериной усмешке Кулл. Он уходил, уходил от погони, уходил от Призрачной Башни, от темного животного ужаса. Мутный раскаленный песок скрипел под тяжестью мощного тела. Желто-красные откосы остались позади. Перед ним раскинулось до самого края земли песчаное море, раскаленное добела, дышащее тысячами тысяч солнц в каждой песчинке. Чуткие ноздри опалил зной, серая пыль покрыла пепельным саваном серебристое тело зверя. Вперед! Он должен уйти от погони, затаиться, замереть. Песок нестерпимо режет глаза. Уже нет сил повернуть голову, чтобы увидеть хоть что-нибудь в колышущемся вокруг пса раскаленном мареве.
Еще усилие! Еще один шаг… или нет, он уже только ползет, беспомощно волоча за собой задние лапы. Но боли еще нет. То ли она не успевает за ним, то ли сама боится войти в это страшное тело. Силы оставляли зверя медленно, но верно. От жары мутилось сознание. Кулл презрел свое человеческое достоинство и вывалил наружу длинный красный язык, облегчая грудь частым дыханием. Хуже всего было то, что его обостренный нюх нигде не различал запаха мокрых ив, который говорил бы о воде — ручейке, озере… Колодец сейчас не годился. Кулл чуть не сошел с ума, думая о том, что, будь он по-прежнему человеком, все решилось бы гораздо проще. Кулл знал, что рано или поздно боль настигнет его, так же как знал, что куда бы он ни ушел от Призрачной Башни — ему не уйти от себя. Так же как Кераму и тем, другим. Значит, он вернется. Если останется жить. Если он не расплавиться между двумя огнями сверху и снизу. И еще один огонь горел в нем самом. Огонь мести. Он был так силен, что по сравнению с ним меркли два других. Оскалив чудовищные клыки в угрозе самой смерти, Кулл полз, рывком отрывая грудь от земли и отталкиваясь подрагивающими от напряжения передними лапами. За ним тянулась глубокая борозда, тут же затягиваясь ручейками песка, словно он не полз по пустыне, а плыл по сухой воде.
Чувство жажды сводило с ума. В пасти пересохло. Распухший язык висел меж зубов, на которых хрустел все тот же вездесущий песок.
Мертвые песчаные волны и мертвые песчаные ветры вокруг еще живого, но умирающего зверя. Он полз туда, где темными силуэтами темнели несколько камней, полз в смутной надежде найти поду. И знал, что не доползет. Не потому, что его оставят силы. Ему просто не дадут это сделать.
Он чуял поблизости запах свалявшейся шерсти и падали. Он слышал шум крыльев над головой.
Зверь из последних сил подтянул непослушное тело, ставшее обузой, и ткнулся мордой в передние лапы.
Шум крыльев возник снова. Кулл поднял голову. На стоящий торчком одинокий камень в некотором отдалении от него, но все же не слишком далеко опустился стервятник. Потом еще один. Зверь ощерился, и это до странности напомнило кривую ухмылку прежнего Кулла. Пусть нападают! Как он ни слаб, он встретит их зубами. Да, зубами. А был бы он человеком, одного движения его руки хватило, чтобы они убрались отсюда подальше. Тут Кулл злобно ощерился, вспомнив, что его доблестный топор остался в Призрачной Башне. Боевая добыча сумасшедшего чародея.
Как поступит с ним этот злобный прислужник Йог-Сагота? С боевым спутником и единственным верным другом варвара! Только свой меч считал Кулл своим другом, который никогда не предаст его в любой битве, не оставит и не подведет. Атлант и его топор были единым существом — так легко отзывалась боевая сталь на любое движение руки хозяина. Рукоять топора, точно сцепленные в крепком пожатии руки братьев, не выскальзывала из широкой ладони Кулла даже при самом тяжком ударе врага. Выкованный из железа, он был продолжением железной воли Кулла, видимым воплощением его стальных мышц.
Кулл никогда не носил щита, а теперь его тело покрывал панцирем слой запекшейся крови, намертво въевшейся в кожу вместе с песком. От любого, даже малейшего движения, панцирь этот немилосердно рвал шерсть и кровоточил. Кулл слабел. Это новое приключение, в которое он ринулся, как всегда, не раздумывая, грозило оказаться последним. Но расчетливый мозг варвара искал выход. Искал и… не находил. Кулл — сын природы, первобытный, первозданный, рожденный землею и водой… Огонь в его глазах подернулся белесой дымкой, как выгоревшее небо над ним. Такое же белое и выжженное, как песок…
Хр-рм, хр-рм, еще два рывка вперед, хр-рм, хр-рм, еще два. Хр-р-рм, один. Передышка. Если обожженное горло еще может глотнуть, почти заталкивая горячий воздух в разрывающуюся на части грудь. И снова рывок. Пока есть силы. Пока не ослабела воля. Пока горит огонь внутри. Огонь мести. Огонь смерти и жизни. Валка! Валка! Посмотри, что сделали с сыном твоим! Воины-наемники, псы войны, не люди, а звери! И вот он, лучший из лучших, сильный, ловкий, самый удачливый… ползет по песку, спасая свою шкуру.
Растрескавшиеся до крови черные губы вздернулись кверху, в презрительной звериной усмешке Кулла-человека. Еще одна передышка. И тут Кулл ощутил удар в спину. Его могучие мышцы наконец изменили своему хозяину и выпустили из тисков разбитый, наверняка огромным камнем, хребет. Дикая, раздирающе-жгучая боль пронзила тело, подобно молнии. И остановилась в нем, готовая, однако, при малейшем движении пригвоздить его к месту, не хуже тяжелого валузийского копья.
На мгновение Кулл ослеп, затем вместе с возвращающимся зрением пришло отчаянье, затопив его волной безразличия к своей дальнейшей судьбе. Кулл-человек упал, приникнув головой к раскаленному песку. Кулл-зверь сделал новый рывок, боль, прорезавшая его, притупила сам страх боли. У него еще есть силы, а потом… А потом, не так то просто убить Кулла-варвара — и зверя, и человека. Силы оставляли его медленно, но неотвратимо…
Птицы смотрели на него с мудрым терпением, и Кулл понял, что они не станут нападать. Во всяком случае, пока он жив. Они подождут. Птицы не хотели причинять ему зло, они были просто голодны. И не желание досадить или испугать привело их сюда. Они просто стерегли добычу, чтоб никто из вечно голодных собратьев не отнял этот, может быть первый за несколько дней, кусок. Птицы были очень голодны, но то, как они основательно устраивались на камне, без слов сказало Куллу, что стервятники дождутся своего.
Запах свалявшейся шерсти стал ближе. Кулл услышал осторожные, крадущиеся шаги. Он рыкнул, поднимаясь и ощерил пасть. Стервятники дружно, но как-то лениво взмахнули крыльями и не двинулись с места. Каждый должен бороться за жизнь, пока может. Их это не злило и не возмущало. Птицы знали, что их добыча никуда не денется.
Из-за камней показались буро-желтые полосатые морды. Круглые глаза горели алчностью. «Гиены! Легки на помине», — подумал Кулл-человек. «Эти ждать не будут», — понял Кулл-зверь.
