Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь
– Хороший мальчик, такие долго не живут, – пробормотал старик и покосился на Кадета. – Береги его, потом спасибо скажешь.
На лице Кадета было написано, что беречь этого хорошего мальчика – последнее, чем он собирается заниматься. Старик ласково похлопал Нила по руке и выпустил.
– Нет, малыш. Я лесовик, мне анима не нужна, тебе самому пригодится. Но без платы выгоню взашей. Мне нужно-то немного: ценную вещь, которую не жалко.
– Это противоречие, – заявил Кадет, но лесовик и ухом не повел.
Нилу перечень своего имущества не надо было составлять: оно равнялось абсолютному нулю. Даже потрепанная игровая форма – штаны и рубашка мышасто-серого цвета – были, строго говоря, собственностью Ястребов. Он выжидающе уставился на Кадета, но тот покачал головой.
– У меня нет личного имущества.
– Вообще никакого? – удивился Нил. – А зачем же…
– Зачем вы захватываете мир, если потом у вас ничего нет? – закончил за него лесовик.
– Собственность – это устаревшее и бессмысленное понятие, – огрызнулся Кадет. – Империя может выделить все необходимое, если отправить запрос, но сейчас, полагаю, это невозможно.
Лесовик тяжело вздохнул.
– М-да, – сказал он. Оглядел Кадета – и его лоб разгладился. – Вот! Блестящая штука! Отдай, и можете ночевать.
Кадет опустил взгляд себе на грудь и нахмурился. Как и всегда, у него на униформе блестела металлическая плашка с выпуклыми цифрами: «723».
– Это номерной знак. Я не могу его отдать, мы отчитываемся за их утрату. Ястреб не может без него, униформа считается неполной.
– Парень, а ты не забыл, где находишься? Поверь, если я окажусь не на вашей стороне, неполная униформа станет наименьшей из твоих проблем.
Лесовик протянул руку, и Кадет, отстегнув значок, хмуро положил его лесовику на ладонь. Тот рассмотрел его, попробовал на зуб, удовлетворенно кивнул и убрал за пазуху.
– Тени нет. Прекрасно. Просто вещь, сделанная кое-кем особенным. – Рот изогнулся в усмешке. – Добро пожаловать.
Нил знал, где делают эти плашки, но понятия не имел, с чего вдруг это вызвало у лесовика такую радостную усмешку.
– Можете переночевать и поесть. Не хоромы, зато сухо. – Лесовик забрался на лавку и свистнул, глядя туда, где лежала тень в форме собаки. – Иди сюда. Славный, верный пес. Собак хлебом не корми, только дай на лавку забраться.
Кадет уже открыл рот для очередной речи о том, что его монструм совсем не славный и никому не подчиняется, но тот уже принял свою нормальную форму, подбежал к лавке и одним прыжком вскочил на нее. Лесовик опустил ладонь ему на холку и почесал. Глаза Кадета округлились. Нил хмыкнул и хотел высказаться, но тут заметил около печи закопченный котелок с плоским дном. Он был накрыт белой тканью, и мысли Нила на всем скаку свернули к теме еды.
– Угощайся, – мягко сказал лесовик, переводя изучающий взгляд с него на Кадета и обратно.
Нил подошел, сдернул ткань, и над котелком поднялся густой пар. Внутри оказалась горячая вода с какими-то разваренными травами, и Нил блаженно прикрыл глаза. Он понятия не имел, что это, но пахло просто волшебно: лесом, хвоей и цветами.
– Только не говори, что ты собираешься это… – начал Кадет.
Но Нил уже взял с полки кружку, зачерпнул содержимое котелка и сделал глоток. Кадет застонал.
– Никогда, – отчеканил он. – Никогда не пей и не ешь того, что предлагают незнакомые люди. – Он покосился на лесовика, который болтал ногами и чесал мирно дремлющего монструма, и его брови страдальчески изогнулись. – Или не люди.
Но Нил уже обнаружил в углублении печи миску с хлебными лепешками и слушать перестал окончательно. Он сел на пол, всем телом привалился к печке и вгрызся в лепешку, чуть не заурчав от наслаждения. Следующие минут пять он ел, пил, тянул руки к огню и снова набивал рот. Лепешки пахли горячим тестом и подтаявшим сливочным маслом, Кадет наконец перестал дергаться и сел на лавку, наблюдая за Нилом, как за невиданным явлением природы. Есть, когда каждый кусок провожают таким взглядом, было неуютно, но Нил справился. В конце концов он схватил масленой рукой миску и подвинул Кадету. Тот покачал головой.
– Давно не видел, чтобы кто-то ел с таким… смаком, – сказал он. – В языке Ястребов и слова такого нет, пища – это только для поддержания жизни.
В его словах было разом и осуждение, и голод, и что-то похожее на восхищение. Нил сполоснул руки в бадейке, стоящей около печки, налил во вторую кружку травяной отвар и поставил ее рядом с Кадетом.
– Если я еще жив, значит, оно не отравлено, – бодро сказал Нил. – Не знаю уж, чем вы питаетесь, но ты бы поел, а? Вкусно. Поедим, выспимся и завтра пойдем дальше. – Он помолчал и, взглянув в мрачные, тоскливые глаза Кадета, прибавил: – Тебе лучше?
– Что? – будто очнувшись, спросил тот.
– Ну, ты чувствуешь себя более… удовлетворительно? – попытался Нил. Кто их знает, как Ястребы ухитряются общаться, не говоря, как они выражались, «резко позитивных слов». – Тебе было плохо. Жар прошел?
– Если ты ждешь, что я ослабел и тебе удастся сбежать, ты этого не дождешься.
– Нет. Просто спрашиваю, в порядке ли ты. Люди так делают.
Кадет долго смотрел на него не отрываясь, затем с трудом проговорил:
– Да. Я в норме.
Кажется, и правда: пот на лбу высох, руки дрожать перестали. Лесовик наблюдал за ними, как игроки в Селении наблюдают за самыми увлекательными раундами.
Почувствовав этот взгляд, Кадет поднялся и все-таки взял кружку и миску. Нил тут же навострил уши – чтобы есть, маску-то придется снять, и он наконец узнает, что под ней. Но Кадет направился к двери, вышел и захлопнул ее за собой. Нил подкрался к ближайшему от двери окну и выглянул в щель между створками. Снегопад закончился. Кадет ел, сидя на крыльце, кружка стояла рядом. Нил видел только его спину и низко надвинутый капюшон, а разглядеть, что же там под ним, никак не получалось. Судя по тому, как Кадет низко склонился, он нарочно повернулся так, чтобы Нил не увидел его лица, выглянув в окно. Все предусмотрел!
Нил подошел к лесовику и сел на лавку рядом с ним. Тот больше не усмехался, смотрел как-то странно – с жалостью, как, наверное, смотрят на больных
