Мы – грязь. Мы – цветы - Сергей Александрович Москвичев
– Доброй ночи, любезные, – обратился к ним Арувн. – Вы тут девочку семи лет случайно не видели?
– А ты кто такой будешь? Как звать? – спросил местный бармен.
– Меня зовут Изир, – солгал Винберг. Он часто представлялся иначе в подобных ситуациях. Последнее время ему нравилось использовать для этих целей имя своего одноклассника. – Я старший брат этой девочки, она страдает лунатизмом, вышла из дома во сне.
Один из греющихся мужиков нахмурился и прохрипел:
– Что-то я тебя здесь раньше не видел. Она точно твоя сестра?
– Да, – подхватил второй. – Если она лунатик, то, как далеко она может уйти? Почему ты решил искать её именно здесь?
Арувн выдохнул:
– Слушайте, мы остановились в заброшенном доме, к югу отсюда. Мы не из этого района, но так сложилось, что мы не успели уехать к себе, нужно было где-то переночевать. Я очень переживаю за сестру. Если видели или слышали что-то, скажите. Прошу чисто по-человечески.
Разливающий напиток, достал четвёртый стакан и наполнил и его тоже:
– Я узнал тебя. Ты один из этой банды бунтарей. Протесты устраиваете постоянно. Выпей с нами.
Не та популярность, какой бы хотелось, но все же. Многие жители Нижнего города уважали Цветов.
– Мне не стоит пить, да и времени нет. Если ничего не знаете, то я пошёл дальше, – Подснежник уже развернулся.
– Стой, как там тебя, Изур?! Я слышал кое-что, – сказал, разливающий.
– Изир, – поправил его Арувн. – Так что ты слышал?
– Чьи-то босые шаги, скорее всего. Как будто кто-то шлёпает маленькими вспотевшими ножками.
– Ты понял, куда она направилась, в какую сторону?
– Выпей с нами стаканчик, скажу, – он улыбнулся, оголив жёлто-коричневые зубы. – Буду всем рассказывать, что выпивал с одним из бравых ребят, борющихся за права народа. Али брезгуешь?
Подснежник отрицательно повертел головой.
– Не переживай, у нас всё стерильно! Это наш проверенный самогон, без сивухи, чистый натуральный продукт. Даже голова на утро болеть не будет, – добавил хриплый мужчина.
Деваться было некуда. Арувн взял стакан, чокнулся со всеми и выпил, не задумываясь, до дна. По телу аж дрожь пробежала.
– Ядрёный напиток! – у Винберга даже голос на секунду охрип. – Ещё и без закуски пьёте?
– Там в урне кошка запекается. – Местный бармен улыбнулся. – Мы люди интеллигентные, закусываем, когда время подходит. Ты же не думал, что мы в тёплую ночь просто так костёр в урне развели.
– Ну, ночь не такая уж и тёплая. Сестра моя и вправду босиком ушла, заболеет ненароком, – голос Арувна восстановился. – Я выпил с вами, как и просили. Говорите, куда она пошла. Каждая минута дорога.
Главный разливала самогона почесал свою бороду и еле-еле зашевелил языком. Подснежнику хотелось ускорить его речь кулаками.
– Скорее всего, пошла дальше на север района, в сторону пустыря.
– Пустыря?
– Да, там свои палатки какие-то байкеры разбили неместные. Не очень приятные ребята, на каких-то сектантов похожи. С ними баба странная в балахоне, с крестом перевёрнутым на шее. Так что ты поторопись.
«Имбицилы совсем, – подумал Подснежник. – Поторопись! А сами меня тут своим пойлом накачивают».
– Хорошего вечера, не хворайте, интеллигенты! – Арувн помахал рукой и удалился в заданном направлении, слыша в след бредовые напутствия пьянчуг.
Буквально в квартале от отдыхающих, парень действительно наткнулся на описанный мужиками лагерь. На большом пустыре, посреди пятиэтажных домов, окружавших его, располагалось около пятнадцати палаток. Рядом с каждой стояло по два-три байка. В паре палаток горел свет, в остальных было темно.
Подснежник решил, что лучше обратиться к тем, что не спят.
Осторожно одернув платяную занавеску одной из палаток, парень наткнулся на двух брутальных накачанных мужиков, ублажавших друг друга на надувном матрасе при свете керосиновых ламп. Они не обратили на него никакого внимания, и слава Богу! Не хватало ещё получить люлей от двух голубков.
Заглянув во вторую, он встретил двух байкеров в одежде, невинно играющих в карты.
– Ты кто такой, парень? Что забыл здесь, проблем ищешь? – обратился со всем недовольством к нему один из них.
– Я прошу прощения, что нарушаю ваше уединённое пространство, я ищу свою сестрёнку. Ей семь лет, вот такого росточка, – Арувн показал чуть ниже груди. – Мне сказали, что она в эту сторону пошла.
– И что же это твоя сестрёнка так поздно гуляет одна в подобном месте? – байкер нахмурился и встал. – Ты не похож на местных забулдыг. Говори правду, что забыл здесь? – он достал нож.
– Оу-воу, спокойно! Я правду говорю! Мы не из этого района, просто опоздали на монорельс и заночевали в одном из заброшенных домов. А сестрёнка моя лунатизмом страдает. Не уследил я за ней.
Мужик убрал нож, Арувн с облегчением выдохнул. «Ну, хоть как свинью не зарежут, по крайней мере сразу», – не очень оптимистично подумал он.
– Сюда пришла одна девочка, похоже, она и вправду лунатик, но она уже проснулась. Только я точно знаю что ни братьев, ни сестёр у неё нет, она сама так сказала, только отец.
– Я называю её сестрёнкой, но это действительно не так, она дочь моего босса. Я просто не хотел, чтобы кто-то думал, что я педофил.
Второй байкер встал и шепнул что-то первому.
– Ладно, так уж и быть, в любом случае Асшара защитит её, если потребуется. Её палатка на другой стороне лагеря. Там горит самый яркий свет, пойдем туда, я проведу, если ты и вправду пришёл за девочкой.
Разговорчивый любитель двухколёсных средств передвижения, в стиле прошлого века, повёл Подснежника по указанной тропке, его приятель последовал за ними. Перейдя на другую сторону пустыря, он остановился.
– Я доложу Асшаре, что к ней ещё один гость, жди здесь, – он вошёл в палатку, его друг остался с Арувном.
– Эта женщина у вас главная? – спросил Винберг. Но ответа не последовало. Спустя минуту, из-за занавески вышел первый байкер и указал, что Подснежник может войти.
В палатке был приятный тёплый свет, пахло лавандой и кардамоном. На надувном матрасе, подобном тому, что уже видел Арувн сегодня ночью, лежала Шарлота. На раскладном стуле в метре от неё сидела женщина. У неё были чёрные волосы, заплетённые в две толстых косы, смазанные маслом, надо лбом красовался золотистый обруч, инкрустированный синими камнями, глаза были небесно-голубыми, кожа бледной, как и губы. Одета она была в оранжевый балахон с капюшоном, под ним были шёлковые майка и легинсы белого цвета. На груди, как и рассказывали местные выпивохи, висело перевёрнутое распятие.
– Она спит, не переживай, – её голос
