Александр Зорич - Сомнамбула. Звезда по имени Солнце
– Извините за такое несусветное опоздание, – раскаяние Матвея было искренним.
– Да ничего… Вы же предупредили.
Матвей поцеловал Аню в щеку. Аня сделала то же самое. Вообще они поздоровались как старые приятели. Будто были знакомы давным-давно. Это удивило, но в то же время и обрадовало Матвея.
Выставка, как и сама новая галерея, очень понравилась Матвею. Хотя, если бы его попросили описать, что именно он там, в галерее, увидел, он бы, пожалуй, не знал, что ответить.
Единственное, что он запомнил со всей определенностью: некоторые залы галереи были выкрашены лазурно-голубым, а некоторые черным. И что первая часть выставки была посвящена современной скульптуре из твердого воздуха, а вторая – скульптуре из сахара.
А вот фамилию скульптора, творчеству которого была посвящена выставка, Матвей не вспомнил бы и за крупную сумму наличности – не то Скоренко, не то Диденко… Простая малороссийская фамилия без особых примет, серо-серая, как сумерки на море Нектара.
Не то чтобы Матвею было свойственно какое-то вопиющее невнимание к событиям мира искусства. Напротив, он, сын некогда подававшей надежды художницы-станковистки, а впоследствии примерной матери троих детей, был к вернисажам привычен. И даже в младших классах школы на вопрос «Кем ты хочешь быть?» отвечал: «Художником, как мама».
Всему виной была Анна Петровская. Она, живая и остроумная, словно бы каким-то колдовством похитила все его внимание. Буквально все. До последней махонькой толики.
Они шутили и болтали без умолку. И темы не переводились.
– А что, правда эта скульптура сделана из сахара? – спросил Матвей, указывая на сладострастно изогнутый женский торс.
– Думаю, да… Вообще-то проверить это легче легкого!
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду вот что… – с этими словами Анна вдруг наклонилась, будто рассматривая, к животу скульптуры и, выждав, когда отвернется охранник, лизнула его.
– Ну как, сладко? – спросил Матвей.
Некоторое время Анна стояла неподвижно, с лицом лунатички, словно бы анализируя свои ощущения.
– Нет, не сладко.
– Может, скульптуры из соли, а не из сахара?
– Нет-нет, соленого вкуса тоже нет…
– А какой есть?
– Никакого!
– Может быть, это сахар у них такой… Модифицированный?.. Несладкий?
– «Сахар плюс-плюс»! Диетический! Он есть – и в то же время его нет!.. А что, мне кажется, такой продукт можно смело пускать на рынок. Шизофреникам понравится. А это целых полтора процента платежеспособного населения!
Быстро покинув бывшие никелевые шахты Задольска, а ныне же арт-комплекс «Террикончик», Анна и Матвей отправились в ближайший ресторан.
И снова же! Спустя всего-то час после ужина Матвей не был в состоянии вспомнить, что же именно они ели и пили (хотя пили они совсем немного).
А все потому, что кремовое платьице, облегающее стройную фигурку Анны, было слишком облегающим.
Потому что золотистая кожа Анны была слишком сияюще-золотистой.
Потому что каждая улыбка Анны заставляла что-то внутри Матвея сладострастно сжиматься.
И главное, потому что с Аней – в отличие от Алики, Евгении и прочих безымянных и безликих, – Матвею наконец-то было интересно! В общем, с каждой минутой столь маловозбудимый в любви Матвей все более отчетливо понимал: он влюбился, Амур не промазал, вот оно, чувство, о котором читал в книгах!
А потом они с Анной гуляли по ночному кипарисовому парку и ходили в кино на самый-самый последний ночной сеанс.
Лишь под утро Матвей посадил авиетку перед увитыми плющом воротами загородного дома ее родителей.
Точеное личико Анны с разлетающимися птицами бровей и бриллиантами бездонных глаз было усталым, но довольным.
– Я вот чего понять не могу… – сказала Анна, задумчиво опуская глаза.
– А именно?
– Не могу понять, это у нас с вами дружба? Или…
– Или любовь? – закончил за нее Матвей, сам не ожидавший от себя такой смелости.
Анна кротко кивнула.
– Время покажет, – улыбнулся Матвей и сделал легкомысленное лицо. – Вот завтра погоняем на цеппелинах… Потом съездим в Малиновку… А потом…
– Сколько всего… – улыбнулась Анна, и на щеках у нее образовались прелестные ямочки.
– А пока… Пока идите спать. Не то ваши родители проклянут меня на веки вечные!
– Мои родители? Вас? Никогда! Мой отец, конечно, еще не успел отдать распоряжение о чеканке монеты с вашим профилем на аверсе и капитаном Чубовым на реверсе, но наградить вас каким-нибудь орденом он, по-моему, не против!
В ту ночь они не целовались. Матвей не торопил события. Потому что знал: впереди у них – вечность.
Эпизод 11
Петровские
Август 2468 г. Четвертый Рим Планета Марс– Аня, а давайте… поженимся? – сказал Матвей.
Они встречались всего две недели. Но Матвею было ясно: размышлять больше незачем. Пора принимать решение.
– Что? – переспросила Анна, растерянно и в то же время нежно глядя на Матвея своими бездонными глазами.
– Давайте. Поженимся. Вы и я. Вдвоем.
– Давайте… Но…
– Что «но»?
– Но мы с вами… почти… незнакомы!
– Да… Но мы ведь познакомимся!
– Мы познакомимся… – эхом повторила Анна. – Что ж… Попробуем! Но сначала, может, перейдем на ты?
– Давайте перейдем… То есть я хотел сказать: давай! – Матвей улыбнулся.
В общем, Анна дала свое согласие сразу – без жеманства и каких-либо условий. То есть условие все-таки было. Но настолько нетрудное, что Матвей был даже рад его исполнить.
– Надо бы получить благословение родителей, – тихо сказала Анна, нежно обнимая Матвея за шею.
– Я – всецело «за». Готов отправляться за ним хоть сейчас…
– Сейчас – рано. Папы все равно дома нет. Он на Фобосе, с рабочим визитом. Нагоняет на местных лодырей страху.
– Ладно. Пусть. Пусть сейчас рано. А когда не рано? Когда в самый раз?
– В самый раз будет в воскресенье. И папа вернется, и у мамы выходной.
– А кем работает твоя мама?
– Она работает папиной женой.
– А именно?
– У нас на Марсе «жена губернатора» – официальная должность. С официальной зарплатой.
– А «дочь губернатора» тоже должность?
– В проекте бюджета следующего года предусмотрено и такое. А пока что мне приходится работать инструктором-спелеологом в Планетографическом Обществе.
Неделя пролетела быстро. И вот уже Матвей с большим букетом левитирующих лунных орхидей – иссиня-черных и перламутрово-розовых – стоял на пороге загородного домика Петровских.
Анна по случаю значительного события сменила разбитной девчоночий стиль на фасон «пай-доченька». В ушах у нее блестели два желтых бриллианта, которые необычайно шли к ее загорелой шелковой коже.
