Легенды Соединённого Королевства. Величие Света - Владимир Игоревич Ашихмин
Преторы стали переглядываться друг с другом, а я, не обращая на это внимания, говорил дальше:
– Виал – не паук. Он оставил Рунное Королевство ради изучения иных земель. Возможно, сам Фосгейн некогда послал его бороздить Мир, чтобы пополнить о нем свои знания. Жар – это погибель для виалов. В скитаниях «нашему» помог выжить колдовской комбинезон. Так что тут все в порядке. Но вот уникальная еда виалов – ледяные ягоды, есть только на склонах гор Химблы. Уверен, что в одном из странствий виал неточно рассчитал запас ледяных ягод. И ему волей–неволей пришлось пойти на риск и эксперимент – отведать, то, что ему подали в таверне – мясо и вино. Увы, пищеварительная система виала не смогла переварить странную пищу, и он умер.
Канханация, подлетев к Енорху, что–то тихо заговорила.
– Что до того мягкошерста, то и он не паук. Изначально я намеревался отнести его к торговцам «дальнего плавания», но затем осекся. Мягкошерст – исследователь. Он много раз был в Соединенном Королевстве, ища сундучок легендарной Дольки–Со. По преданиям Богиня положила в него два «откровения» о Бархатных Королевствах и спрятала где–то в Керане. По традиции все последователи Дольки–Со обрезают себе когти – «не навреди ближнему своему» – их завет.
Преторы ловили каждое мое слово.
– Теперь вампир. (Укулукулун заметно напрягся) Он не паук…
– Ты просто «не видишь»! – заорал Укулукулун.
– Вампир, смею заподозрить, выходец из Вестмарки. Он – чистокровный аристократ, знающий все особенности своего племени. Король Укулукулун, услышав, что вампир может обращаться животным, решил, что это намек на паука. Нет. Отпрыск Вестмарки, говоря это, имел в виду, что он умеет становиться летучей мышью. Разговаривая с нами, вампир держал руки за спиной – обратите на это внимание – деталь холодной вежливости. Это фирменная карточка самых «благородных мертвецов». Ею они показывают – «ты не «ровня» мне, но мое воспитание выше моей брезгливости». Также вампир не убивал своих жертв бездумно и не полагал, что насилие к низшим – есть удовольствие. Вампир очень похож на достославного паука Рифф. Впрочем, схожесть еще не означает, что он такой же. Повторю – вампир не паук.
Я позволил себе улыбнуться. Преторы смотрели на меня, уже не скрывая своих эмоций.
– Ворожея. Я заявляю, что она – паук. Почему? Аспекты и неточности, вся соль в них. На мой вопрос о том, трудно ли стоять ворожеи на ногах, она ответила – нет. Это не может быть так. Все ворожеи испытывают неудобства, выпрямляясь в полный рост. Им сложно ходить из–за природного искривления позвоночника. А что же наша ворожея? Она вышагивала легко и просто. И еще танцевала! Это первое. Второе. Для ворожей в божественном пантеоне есть все Вседержители – Рифф, Харо, Урах, Юкцфернанодон и прочие мелкие божества. Они возносят кровь одним и цветы другим – так меня наставляли в Оплоте Ведьм. Данная ворожея сказала мне: «Я служу только одному Богу». Я знаю, Суд Всех Преторов, что она подразумевала Рифф. Лже–ворожея действительно родилась в Оплоте Ведьм. Я был в Оплоте Ведьм и лично видел в нем великое множество арахнидов всех мастей. Там их любят, лелеют и содержат в почете. Самое главное же кроется в последнем вопросе Укулукулуна. Он спросил: «Ты можешь жить вечно?» и она сказала «да». После этого архонт отсеял ворожею, как не паука. Мол, тленен арахнид Рифф, что уж тут… И это его самая большая ошибка и самое роковое заблуждение! Знаете, почему? Знаете? Потому что пауки в Анкарахаде живут вечно!
Последнюю фразу я прокричал, что было мочи. После этого Максигалдора просто ошалела от ора. Рихтвайра, Броция, Щипиш, Енорх, Канханаця, Лиуфуил и прочие преторы все вместе стали призывать арену к порядку. В это время ворожея подернулась дымной поволокой. И уже не ворожея то была, а паук размером с прикроватную тумбочку. Он сказал:
– Ты прав, отмеченный. Я настоящий арахнид. Гляди, Оцеллюсы Праматери славят твой чистый разум. Экдизис засчитывается тебе.
Уже не три, но все шесть Оцеллюсов горели черным огнем. Я смотрел на них с надеждой и трепетом. Неужели… Неужели я смогу?
Серые тени переправили выявленного мною паука и других существ за ристалище Испытания.
Укулукулун проиграл уже второй Экдизис. У него не было ни одного зажженного Оцеллюса. Он буквально рвал и метал, наблюдая, как его освистывают с трибун. Однако только дурак решил бы, что моя победа близка. Если говорить без всяких шор, архонт и я сознавали – фортуна уж слишком избаловала меня. Как только я ей наскучу, и она уйдет восвояси, Укулукулун возьмет свое. Еще есть два Оцеллюса, два, не принадлежащих ни мне, ни королю Анкарахады. По кому они всколыхнут свое пламя после третьего Экдизиса? Максигалдора – это толпа, а Рифф – ее Покровительница. Один громкий успех Укулукулуна может перевернуть все с ног на голову. Мои Оцеллюсы погаснут, чтобы затем вновь воспарить белым свечением архонтов…
Лиуфуил, смирив развопившийся народ Анкарахады, вернулся на ристалище.
– Суд Всех Преторов, как и Максигалдора, высоко оценил твою речь, отмеченный. Она оказалась точной, отсеивающей зерно от плевел. Ты, в отличие от короля Укулукулуна, понял, что на Экдизисе главное не только правильно ткнуть пальцем в небо, но и объяснить почему этот палец туда угодил. Для Рифф и Анкарахады важно быть уверенными: их архонт всегда и во всем мудрейший из мудрых. Ты проявил смекалку, и Праматерь через Оцеллюсы, одобрила это.
– С каких это пор ты взялся махать хвостом перед этим рабом и тявкать ему похвалы?! – возводя Губитель Живых и Мертвых вверх, крикнул Укулукулун.
– Это не мои похвалы, король, но Анкарахады, – сказал Лиуфуил, растопыривая пальцы обоих рук. – Прислушайся…
Максигалдора громыхала что–то странное… Шат… Шат… Этот нечеловеческий гул тысячи голосов повторял всего одно слово. По началу, из–за нестройности произношения и неустойчивого тембра, оно гасилось само в себе… Шатб… Шатб… но потом мне стало чудиться, что я слышу нечто такое, что у меня перехватило дыхание… «Шаттабра! Шаттабра! Шаттабра!» – скандировала Максигалдора, переиначив мою фамилию на свой, удобный ей лад. Когда до Укулукулуна тоже дошел смысл этой здравницы, он пришел в такую ярость, что сама земля, на которой он стоял, пошла трещинами. Архонт подпрыгнул и схватился
