Безмолвные призраки Хионы - Влада Ольховская
Элия считал эту болезнь опасной, меняющей людей. Вот только Вердад не смогла разобраться, кого неведомая хворь поражает. Становилось лишь очевидно, что дядя опасался каких-то «улыбающихся людей». Его уравнения и формулы наверняка давали больше сведений, но для Вердад они были все равно что другой язык.
Ей требовались дополнительные подсказки. Предъявить все это отцу она не могла, она слишком хорошо его знала. Кристиан ДиНаталь – копия Мауро, он считает, что только он всегда прав, а он уже объявил убийцей Гектора. Чтобы заставить его хотя бы задуматься, одних карт недостаточно. Вердад лишь надеялась, что дядя просто не успел передать ей всё. У него в городе была квартира, какие-то материалы он мог оставить там, или хотя бы подсказки, помогающие разобраться в этом коде.
Поэтому Вердад без сомнений направилась к нему. Ключи у нее были, дядя Элия сам оставил их ей, позволив пользоваться своей квартирой, когда он за пределами города. Мысль о том, что его там нет и уже никогда не будет, нигде, снова застилала глаза слезами. Вердад пришлось несколько раз быстро моргнуть, избавляясь от лишней влаги. Не хватало ей только ледышек на ресницах! Да и вообще, ей сейчас нужно оставаться сильной. Она уже не сможет вернуть дядю и все исправить, но у нее еще есть шанс добиться для него хоть какой-то справедливости.
Она ожидала, что осмотру квартиры никто не помешает. Дядю нашли еще вчера, отец ясно дал понять, что его вещами не интересуется, дедушка – тем более. У нее будет время все осмотреть и забрать нужное.
По крайней мере, такой был план. Добравшись до квартиры, Вердад сразу поняла, что его придется пересмотреть.
Дверь была распахнута, изнутри доносились голоса и звук шагов. Какие-то люди, которых Вердад видела впервые в жизни, собирали вещи дяди Элии в коробки и куда-то выносили. Спокойные, не таящиеся люди. Очень милые и вежливые.
Улыбающиеся.
Один из таких людей, мужчина средних лет в сером костюме, подошел к ней. Вот его Вердад как раз встречала раньше – то ли в городской охране, то ли среди советников отца, но никак не могла припомнить имя. Мужчина остался спокоен, он будто ждал ее здесь, и он не собирался ее упрекать, но под его непроницаемым взглядом Вердад почему-то стало неуютно.
– Я могу помочь вам, госпожа ДиНаталь?
– Вы можете сказать мне, что делаете здесь, – Вердад надеялась, что ее голос звучит достаточно уверенно. От страха сердце колотилось так часто и громко, что она не слышала сама себя.
– Освобождаем квартиру. Очевидно, что она уже никому не понадобится.
– Мой отец вас послал?
– Ваш отец не обязан нести всю ответственность на себе, в сложные моменты город должен помогать ему.
Он вроде как не сказал, что ее отец понятия не имеет о происходящем здесь, но именно это слышалось Вердад между строк. Хотя даже если он узнает, он не будет злиться, он похвалит этих людей за инициативу. Дядя Элия ему никогда не нравился, ему наверняка хочется побыстрее покончить с этой историей и забыть обо всем.
– Почему вы здесь? – поинтересовался мужчина, не сводя глаз с Вердад.
– Я… Я скучаю по дяде, – всхлипнула Вердад. Призвать слезы оказалось несложно: боль не утихла, а страх лишь возрастал. – Я надеялась взять что-то из его вещей на память. Я не знала, что здесь будет зачистка.
– О, ничего страшного, мы только начали. Проходите, прошу, берите, что вам угодно.
– А что будет с остальными вещами?
– Их отнесут в городской совет, а потом раздадут нуждающимся.
Ага, а сначала проверят – нет ли в них записей об «улыбающихся людях»! Сказать об этом Вердад не могла, но сама почти не сомневалась. Она не понимала, во что влез ее дядя, однако правды в этом было больше, чем в хаотичном убийстве со стороны Гектора.
Ей не хотелось никаких сувениров, а хотелось уйти отсюда, бежать, оказаться как можно дальше от этих людей, которые вроде как совсем не угрожали ей, и уж точно не оставаться с ними в замкнутом пространстве. Но Вердад так не могла. Она чувствовала: пока она не слишком их насторожила, ее просьба была вполне логичной. А вот если она шарахнется сейчас… как они отреагируют? Может, они знают, что дядя успел перед смертью ее навестить, но не воспринимают ее всерьез, потому что он пробыл рядом с ней совсем мало времени!
Пришлось идти – туда, в квартиру, где все уже было чужим, где память расшвыряли по коробкам незнакомые люди, теперь пялившиеся на девочку с совсем уж неуместными улыбками. Вердад плакала и не пыталась это скрыть. Плакала от страха, но им наверняка казалось, что от скорби, и все было вполне объяснимо.
Она задержалась в квартире на несколько минут, забрала с полки фигурку снежного демона, которую дядя Элия еще подростком вырезал из прессованных водорослей, и поспешила прочь. Она покинула дом, на улице не задержалась, потому что чувствовала: они по-прежнему наблюдают за ней из окон. Она шла, не останавливаясь, пока не добралась до собственной комнаты.
Вот и что ей теперь делать? Просто закрыть глаза, потому что истина пугает? Заманчиво, соблазнительно – но недопустимо. И не только потому, что это было бы предательством дяди. Вердад чувствовала: эти люди, кем бы они ни были, не остановятся. Они уже внутри города, они что-то задумали, дядя Элия не зря боялся их так сильно! Они убили его легко, у всех на виду, и ушли безнаказанными. Если это начало, то каким же будет продолжение?
Она не стала снова пересматривать карты, Вердад и так знала, что ничего не поймет. Тут нужен не внимательный взгляд, а годы обучения, которых у нее не было. Зато она знала, кто может с этим разобраться – не зря же дядя Элия его выбрал!
Она покинула дом поздней ночью, когда родители заснули, выбралась через внешнюю лестницу, как делала уже не раз. Тюрьмы в городе не было, поэтому заключенных держали в подвале городского совета, туда Вердад и направилась. Ей вообще было многое известно об Орифии – то, о чем простые горожане не подозревали. Иногда это удобно: когда тебя не воспринимают всерьез, не замечают даже. Она годами скользила
