Норман Хьюз - Месть волчицы
Она переводит взгляд с Разары на Халиму,
— Что-нибудь еще?.. Или я могу идти отдыхать перед дорогой.
Халима молчит, с ненавистью испепеляя Соню взглядом.
Разара пожимает плечами.
— Я бы и рада была сказать тебе гораздо больше о том, что ожидает тебя впереди, но, увы, это все. Ступай. Да и хранит тебя Волчица на дальнем пути!
Не сказав больше ни слова, Соня разворачивается и выходит. В дверях, проходя мимо стражников, один из которых оказывается все тот же вездесущий Стевар, она задерживается на мгновение и скользит взглядом по его лицу, словно намереваясь что-то сказать, но, передумав, отворачивается и устремляется прочь.
…Спит она эту ночь спокойно, никакие тревожные видения не приходят смутить ее сон, и просыпается ровнехонько как назначила себе накануне — за полчаса до рассвета. А когда, наскоро перекусив и дружески попрощавшись с Кабо, приходит на конюшню, неся в руках тяжелые седельные сумки, дабы оседлать Искорку и тронуться в путь, то обнаруживает там Муира, сидящего на приступке, рядом с привязанным к коновязи мощным вороным жеребцом, слишком крупным для тщедушного мальчишки. Судя до покрасневшим глазам и дерганым движениям, парень не спал всю ночь, боясь опоздать. Усмехнувшись, Соня, не удостоив его даже словом приветствия, оседлывает Искорку и ровной рысью устремляется прочь, ко вратам Логова.
* * *В дороге они не говорят ни о чем. Соня не имеет такого желания, и потому намеренно задает. темп скачки, при котором никакие разговоры невозможны. На самом деле, разумеется, нет никакой нужды нестись вот так, сломя голову, равно как и выезжать ни свет, ни заря из Логова, не простившись с друзьями. Она без всяких проблем успеет попасть в Коршен до дня осеннего равноденствия. Но приказ Разары доехать до самого города вместе с этим наглым щенком вывел ее из себе. И теперь она стремиться не мытьем, так катаньем избавиться от мальчишки.
Тот, однако, упорный, не отстает. Мощный вороной жеребец, которого жрецу, каким-то чудом удалось выцепить из конюшен Логова, с легкостью несет невесомого всадника и не отстает от легконогой Искорки. Зато, отмечает Соня искоса, взглянув назад и удовлетворенно хмыкнув, седок уже сделался бледен, глаза горят, точно у одержимого, а лицо перекошено. Да ему явно путь этот дастся дорогой ценой. Парень не привык помногу времени проводить в седле. Ноги будут стерты до крови. И ходить он еще долго сможет не иначе как вразвалочку, припадая на бок, словно курица. У самой-то Сони на походных штанах для таких вот случаев, с внутренней стороны бедер нашиты длинные прочные полосы тонкой, особым образом выделанной кожи, которые помогают не стереть себе все ноги о седло и о бока лошади. Точно также и сапожки ее не простые. В них нога держится в стремени и ничуть не устает. Но с какой стати ей советовать нечто подобное этому мальчишке. Вот еще…
Она не может толком объяснить чем ей не нравится Муир. Да и особо не задумывается об этом. До недавнего времени она даже не подозревала о его существовании, покуда он не обратил на себе ее внимание, там в трапезной, обвинив невесть в каких грехах и преступлениях. С того самого мгновения неприязнь их была равносильной и обоюдной.
Чем ему не понравилась она сама, Соня также понятия не имела. Но подозревала, что ответ прост. За последние годы таких, как этот Муир, немало встречалось на ее пути. И всех этих самцов одинаково раздражало одно: что женщина, да еще к тому же красивая женщина, смеет выполнять мужскую работу не хуже, а зачастую и лучше, чем они сами. Что она осмеливается быть вольной в своих речах и поступках, а не сидеть, потупив взор, в ожидании, пока на нее соизволят обратить внимание. Их выводило из себя даже не то, что она мнила себя равной мужчинам, а то, что она считала себя лучше их. Забавно, что эта манера Сони мало трогала мужчин, действительно уверенных в себе, преуспевающих и нашедших свое место в жизни. Таких это как раз не задевало, им нравилось иметь дело с женщиной сильной и неглупой. Они отнюдь не чувствовали, что это умаляет их достоинство, — но вот другие, мужчины слабые, отчаянно пыжащиеся доказать самим себе и окружающим, что они что-то из себя представляют, о… для таких Соня была подобно жалящему слепню, и они не останавливались ни перед чем, пытаясь указать дерзкой рыжеволосой красавице, на ее «положенное» место. Разумеется, у них никогда ничего путного не выходило. И вскоре Муиру предстояло убедиться в этом на собственном опыте.
Глава пятая
Но вот смеркается. Небо нынче густо затянуто тучами, и потому темнота наступает еще раньше, Поразмыслив, Соня решает не останавливаться на ночлег под открытым небом, и не столько даже потому, что холодная земля представляется ей слишком неудобным ложем: к такому она давно привыкла. Но ей не улыбается разделить свой костер со жрецом. Волей-неволей придется о чем-то говорить, хотя бы даже договариваться о том, кому когда дежурить. Может ли она положиться на этого щенка, позволить ему охранять ее сон…
Ну, нет. Муир был бы последним, кому Соня доверилась бы в этом деле, И потому, не останавливая коня, она на ходу сверяется с дорожной картой, которую дали ей в Логове, и, обнаружив, что до ближайшего постоялого двора осталось всего лишь каких-то полторы лиги пути, она, бодро присвистнув, дает шпоры Искорке. Кобыла, впрочем, и не нуждается в подбадривании, каким-то шестым чувством она словно знает о близости отдыха и сытного ужина, и потому, невзирая на усталость, бодро трусит по смутно желтеющей в полутьме дороге. Топот копыт вороного слышен за спиной, но Соня и не думает оборачиваться в ту сторону, даже для того, чтобы проверить, по-прежнему ли несчастный жрец держится в седле и не свалился ли на полдороге.
Как выясняется, на этом постоялом дворе, незатейливо именуемым «У трех сосен», Соне не раз уже доводилось останавливаться. Впрочем, сама бы она должно быть и не вспомнила об этом, — мало ли было подобных заведений на ее жизненном пути! — но хозяин, седобородый низкорослый крепыш, едва достающий Соне до подмышки, завидев рыжеволосую воительницу, с радостным возгласом устремляется ей навстречу. Из его сбивчивых приветственных речей, расшаркиваний и заверений в вечной преданности, она заключает, что, как видно, в последний раз была здесь при деньгах и в хорошем настроении, оттого и запомнилась к кабатчику как неплохая клиентка.
Усмехнувшись, Соня позволяет проводить себя в общую залу, проследив предварительно, чтобы мальчишка-конюший тут же, не отлынивая, позаботился о ее лошади. Сзади в ворота вваливается взмокший Муир, у которого, словно у загнанного одра, едва ли не идет пена изо рта.
