Джон Робертс - Конан Победитель
Они шли на закат солнца — какой бы стороне света он в этом мире ни соответствовал. Вскоре впереди открылось глубокое ущелье. Река на его дне текла в гору. Такое они уже не раз видали. Однажды они вышли на берег реки, вода в которой бежала у одного берега вверх, а у другого — вниз по склону горы. Конану привелось путешествовать во множестве удивительных стран, но ни одна из них не была столь необычайна, как эта.
— Тихо! — шепнул Рерин.
Конан прислушался. Какой-то шорох, как будто кто-то ползет. Зоркие глаза Конана различили какое-то движение над склоном холма, с которого они только что спустились. Там словно бы показалась чья-то чешуйчатая спина — громадный зверь шел по ту сторону холма. Длиной он был никак не меньше половины мили.
— Кром! Что это было? — спросил Конан, когда спина чудовища скрылась из виду. — По-моему, прародитель всех ползучих гадов.
Рерин покачал головой:
— Я не могу сказать точно, но мне кажется, это не здешнее животное. Даже представить себе не решаюсь, кто или что могло призвать его сюда.
— Значит, наше счастье, что мы спустились в ущелье. Если б мы шли медленнее, он нас заметил бы. Если у него есть глаза. А вдруг еще много таких тварей? Тогда, пожалуй, дела наши не блестящи.
— Пожалуй! Нам грозит смертельная опасность! С той самой минуты, как мы покинули мир людей.
Из кустов вдруг с шумом вылез новый зверь. Он был похож на свинью — длинное рыло, короткие ноги с копытами. Подслеповато прищурившись, он смотрел на людей и раздувал ноздри, втягивая незнакомый запах. Конан, не теряя времени, поднял с земли камень и метко швырнул его в зверя. Получив удар между глаз, тот мертвым упал на землю. Конан ухмыльнулся:
— Вот и наш ужин! — Он вытащил свой кинжал и подошел к зверю.
— Простым камнем ты владеешь не хуже, чем мечом, — заметил Рерин.
Конан разделывал тушу свиньи.
— Киммерийским парням самим приходится заботиться о своем пропитании чуть не с того времени, когда они научатся ходить. А я много ночей скоротал в горах, сторожа стада нашего клана. В те голодные ночи ни заяц, ни олень не ускользали от меня, если оказывались в пределах броска камнем. С пращой получается лучше, но в крайнем случае и без нее можно обойтись.
— И я в этом убедился. Сейчас разведу костер, хоть это и может привлечь к нам внимание.
— По мне, так лучше сражаться, чем голодать, — заявил Конан. — Да и все равно я хочу потолковать с жителями этой страны. Так что пусть приходят.
Скоро жаркое из свинины — назовем это блюдо так — зашипело над огнем. Конан отрезал прожарившиеся куски и жадно отправлял их в рот, спеша утолить голод. Рерин ел не так жадно, но тоже отдал должное жаркому. Пока они ели, Конан то и дело вскакивал и отрубал мечом лианы, которые подбирались к ним с ветвей ближайших деревьев.
— Зверь этот хоть и пойман в стране демонов, но вкусный, как самый лучший кабан из какой-нибудь нашей страны, — похвалил Конан, чавкая.
— Молись, чтобы и все остальное здесь оказалось таким же безвредным, — мрачно заметил в ответ Рерин.
— Выше голову, чародей! Мы живы, мы свободны, и мы разыскиваем женщину, которой оба поклялись верно служить. В жизни бывает гораздо хуже. — Конан поднял камень и швырнул им в кусты, вид которых его раздражал. — Мы могли бы уже быть мертвыми или сидеть на цепи.
— Восхищаюсь твоей способностью сохранять спокойствие в самой скверной ситуации.
Конан пожал плечами:
— Я никогда не считал, что имеет смысл беспокоиться, прежде чем что-то действительно случится. Если тебе грозит опасность, можно сразиться с врагом или убежать. Но пока опасности нет, что можно сделать? Какой смысл заранее беспокоиться?
Рерин вздохнул:
— Ну, все-таки какой-то есть… — Он стал смотреть в огонь, и с его лица постепенно исчезло всякое выражение. Конан знал — это означает, что старик погружается в состояние транса. Киммериец спокойно продолжил свой ужин в ожидании момента, когда старик вернется в обычное состояние.
Через несколько минут волшебник заморгал глазами — он снова вернулся к действительности.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Конан. — Узнал, где находится Альквина?
— Ей грозит опасность. Но не смертельная. Никто не замышляет убить ее.
— Ну-ну! Как это понимать? Или ей грозит опасность, или нет.
— Я не совсем понял. Насколько я мог видеть, она убежала от своих похитителей. Они всюду ее ищут. Но она угодила в лапы другим. И они тоже затевают что-то плохое против Альквины.
— Вот уж чему я ничуть не удивляюсь в этой проклятой стране. Так ты узнал, где она?
— Место, где она находится, было скрыто от меня туманом. Боюсь, что она во власти людей, которым ведомо колдовство, причем колдовство высокого уровня. Но прежде чем ее скрыл туман, я увидел огромное здание, похожее на замок. Мне кажется, она там.
— Замок… Сколько уже мне их встречалось — замков, пограничных крепостей, тайников с сокровищами и храмов. Любую построенную людьми крепость можно взять, а спрятанные в ней сокровища похитить.
— Как видно, у тебя по этой части богатый опыт, — заметил Рерин. — Но боюсь, этот замок построен не людьми.
— Это плохо. Да ты еще сказал, тут не обошлось без колдовства. Все равно мы должны сделать все, что в наших силах. — Конан бросил через плечо обглоданную кость. Они услышали, как кто-то или что-то принялось с хрустом ее грызть. Конан улегся спать. Вместо подушки положил свой панцирь, укрылся плащом из волчьей шкуры. — Побудешь пока дозорным, потом я тебя сменю. Не подпускай близко эту зеленую нечисть. — И, не выпуская рукояти меча, Конан захрапел.
Рерин закрыл глаза и, подняв руки, начал молиться:
— Отец наш Имир! Во имя интересов человечества благодарю тебя за то, что ты сотворил лишь немногих таких, как он. Но от имени Альквины и самого себя благодарю тебя за то, что ты послал его нам.
Высоко в башне замка, в помещении, где было множество странных приспособлений, стоял возле жаровни с углями Хаста. Зал был полон всевозможных запахов, слышались диковинные голоса зверей и птиц. Хаста жадно вдыхал дым, поднимающийся над жаровней, в которой тлели на углях лепестки цветов. Его серебряные глаза были лишены всякого выражения, но по телу пробегали судороги. В зеркале, перед которым стоял Хаста, отражалась не его фигура, а кружащиеся клубы разноцветного дыма. Хаста что-то говорил, однако его речь представляла собой поток нечленораздельных звуков и слов, каких не встретишь ни в одном человеческом языке.
Дверь тихо отворилась, и вошла Сарисса. На ней было одеяние из прозрачной материи, с капюшоном, которое не столько скрывало, сколько подчеркивало ее формы. Она молча ожидала, не желая мешать брату, который пребывал в трансе. Сарисса, как и он, имела власть над некими волшебными силами, однако они не могли защитить ее от жестоких мук, которым Хаста подвергал сестру, когда бывал ею недоволен.
