Владимир Венгловский - Хардкор
— Я другое имею в виду. Кем ты себя больше чувствуешь — кандидатом наук, что пишет докторскую, и отцом семейства, или волшебником, которому подчиняется стихия огня, и который сжег дом своего соперника?
— Знаешь, — сказал Олег после раздумья, — я сейчас здесь, в этом теле, пусть оно и не настоящее. Я помню прошлую жизнь, но она как сон. В нее сложно поверить и принять за истину. Ты говоришь, что моя нынешняя жизнь придумана. Нет, я знаю точно, что она навязана мне игрой, но в нее веришь.
— Скажи, тот кандидат наук смог бы без раздумий наброситься на трех громил, как поступил ты?
— Не знаю. Может, и смог бы.
Я вспомнил, как в детстве Олег свалил ударом стула своего врага, и сказал:
— Но мы меняемся. Изменяются не только воспоминания, но и наши характеры. Вот так и Илва с Гулльвейг. Когда игрок переключалась на другого персонажа, она становилась им. Другая личность, другой характер, другая судьба. Это разные люди. Они лишь помнят о других «я». Конечно, что-то общее есть, но Илва — не Гулльвейг.
Возле моего лица прошелестели крылья бабочки.
— Значит, ты не будешь против, если я… в общем, слегка за Илвой приударю. Мне кажется, что у нее никого нет, — сказал Олег.
Теперь сел на кровати я.
— Ты с ума сошел? Нас утром могут убить!
— Спешу жить, — хмыкнул Олег.
— А как же Мария? Я понимаю, что твоя Брунхильда наставила тебе рога, но у тебя есть жена в реальном мире. Не забывай, что ты ее увел у меня!
— Мария… А вдруг та, другая жизнь лишь придумана нами? Волшебный сон, который мы принимаем за реальность. Может ее и нет вовсе?
«Он только мой сын, не его». Мягкие губы на щеке, теплое дыхание, моя ладонь на ее груди под халатом.
— Глупо. — Я лег, заложив руки за голову. — Лучше признайся, что ты бабник по жизни. Может, ты тогда увлекся Марией лишь потому, что она была моя?
— Не помню. Да и не жил я в том сне нормально. Знаешь, в молодости представлялось всё по-другому. А потом понеслось по накатанной. Работа, сын, заевшая рутина. Веришь — ни разу Марии не изменял. Хотя жили неважно, надо сказать. Ругались часто. Да и вообще.
Наверное, ночью легче изливать душу. Ты не видишь собеседника. Он словно безликий слушатель, который поймет, примет на себя часть твоих проблем. А даже если и не поймет, тебе в любом случае станет легче.
— Сейчас та прошлая жизнь, будто не моя, — сказал Олег. — Кажется, я понимаю людей, которые навсегда уходят в игры. Дурной сон забывается, и ты живешь с чистого листа. Ты что об этом думаешь?
— Дураки, я думаю. Лично я всегда возвращаюсь. Потому что так надо. И еще утром нам надо выжить и спасти твоего сына. Дай поспать.
Мы замолчали. Мне показалось, что по полу со стороны кровати Олега ко мне ползут щупальца. Я попытался отключиться, уснуть, но вскоре меня разбудил скрип кровати. Олег поднялся, судя по звукам, оделся и на цыпочках вышел из комнаты.
Ну и пусть. Илва — не Гулльвейг. Вообще — какое мне дело?
Наверное, я уснул. Во сне я был волком и бежал за черной волчицей. Она неслась впереди, перепрыгивая сугробы и скользя меж торосов, неукротимая и смелая, звала за собой. Я бежал и не мог остановиться. Позади вздымался лед, торосы проваливались в воду, ревел кракен, но я не оглядывался. Глыба льда справа от меня встала на дыбы, замерла и рухнула с оглушительным грохотом.
Я проснулся. Сердце колотилось. Всё еще хотелось бежать. Вокруг темнота, и я не понимал, где был грохот — во сне или наяву? Но главное, я помнил, кто я на самом деле. Ночь не забрала мой разум.
Внизу что-то рухнуло, словно обвалилась ведущая на второй этаж лестница, закричал Олег.
Быстрее! Я вскочил и натянул штаны. Меч! Я оставлял его рядом с кроватью. Ножны долой — с оружием в руках я выскочил за дверь.
Нижняя часть лестницы отсутствовала. Клубилась пыль. В погасшем очаге металась разъяренная саламандра, ее сполохи освещали зал, в котором неистовал огромный обожженный тролль. Щупальца разбрасывали, крошили на щепки столы и лавки, срывали со стен чучела. Одно из них, обвившееся вокруг тела Олега, прижимало к бокам его руки так, что не пошевелиться, и подтаскивало к раскрытой зубастой пасти.
Из темноты выпрыгнул черный волк, вцепился в монстра, терзая склизкую плоть. Тролль взревел, взмахнул щупальцем — и волк с визгом отлетел к стене, ударился и тут же вскочил на ноги. Стоял, пошатываясь и оскалив зубы, готовый снова броситься в бой.
Раздумывать было некогда. Я обхватил меч двумя руками, оттолкнулся от края обвалившейся лестницы и прыгнул троллю на голову. Ее покрывала слизь, на панцире было не за что уцепиться, но, прежде чем соскользнуть, я успел вонзить меч. Клинок с хрустом проломил броню, вверх забил фонтан слизи. Я ударился плечом о пол, откатился в сторону. Тролль, ревя и размахивая щупальцами, исчезал под землей. Сначала в черном провале скрылась голова с моим мечом, следом толстыми змеями заползали щупальца. Одно из них уносило добычу. Олег уже не кричал, он безвольно повис, стиснутый серыми кольцами.
Я увидел его меч, лежащий на полу. Бросился, схватил оружие и рубанул по щупальцу. Волк прыгнул следом, схватил щупальце зубами. Под землей заревел уползающий тролль.
Перед глазами возникло сообщение: «Умение владение мечом достигло второго уровня. Ваша ловкость увеличена до семи».
И все затихло. Оседала пыль. Тяжело дышал лежащий Олег. На его теле выделялись серые пятна, начавшие покрываться панцирем. Возле меня сидел на задних лапах волк. Нет, не волк — волчица. Она поднялась, подошла к Олегу и лизнула его в лицо. Раз, другой, третий, ее язык счищал с лица моего друга слизь и кровь. Олег застонал, открыл глаза и, увидев перед собой зубастую морду, в ужасе отшатнулся. Вскрикнул, заерзал ногами, пытаясь отползти.
— Перестань, — сказал я. — Это Илва.
— Кто? — спросил он.
Волчица отбежала в темный угол. Для того чтобы превратиться в человека, ей не понадобилось кувыркаться через голову или совершать какие-либо другие ритуалы, мгновение — и на месте волка стояла обнаженная женщина с исцарапанной правой рукой. На пол стекали капли крови.
— Илва — оборотень и не станет троллем, — пояснил я, видя недоумевающий взгляд Олега. — Удивлен, что ты не понял это с самого начала.
Илва приблизилась к Олегу, нагнулась, и опустила голову ему на грудь. На секунду мне показалось, что она снова лизнет его в лицо. Я отвернулся. Без одежды Илва напоминала Гулльвейг еще больше.
— Хи-хи, — сказала саламандра, сворачиваясь калачиком в очаге. — Хи-хи.
И что-то забормотала себе под нос, словно попугай-пересмешник, повторяющий человеческую речь.
***
Рассвет над Хвергельмиром стремительный, как удар меча. Только что город накрывала тьма, и вот уже площадь залита утренним светом. У самой земли стелется туманная дымка. Над домами выглядывает солнце. Мы стоим у входа в «Волчью голову» и смотрим на людей Графа. Опоздали, теперь не уйти.
