Рок и Кара - Ксения Власова
– Мне жаль, Кара. Я не хочу тебя убивать.
– Так же, как и моего брата?
Я обернулась к Воину так резко, что успела поймать на его лице отголосок неясного чувства. Что это было: удивление, сожаление, раскаяние?
– Его я тоже не хотел убивать, – глухо сказал он.
Я не успела ответить дерзостью, хотя та уже рвалась с языка. Жрец воздел руки к небу, барабаны замолчали, и в тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра, воинственным кличем прозвучали слова:
– Да свершится воля богов!
Небо разрезала ослепительно-белая молния, а воздух содрогнулся от очередного, еще более оглушительного раската грома. Мы с Воином одновременно вступили в реку.
– Выбор оружия за вами, Кара.
Жрец выжидающе посмотрел на меня.
– Рапиры, – коротко сказала я.
Воин лишь раздраженно дернул ртом, но и этого было достаточно, чтобы ободрить меня. Жрец дал соответствующие распоряжения, и минуту спустя я уже сжимала рапиру чуть дрожащей рукой.
Я поторопилась с выводами. Страх вернулся совершенно не вовремя.
Ненадолго замолчавшие барабаны вновь принялись отбивать древний и простой, как сама жизнь, ритм. Воин не спешил нападать. Уверенно держа оружие, он смотрел на меня, словно предоставляя возможность ударить первой. С тонкой и легкой рапирой он выглядел нелепо, даже забавно. Но мне было не смешно.
Снова громыхнул гром. Мы по-прежнему стояли друг напротив друга, разделяемые двадцатью шагами, и будто оттягивали начало боя, как нерадивые ученики, не выучившие урок и не желающие торопиться на встречу с учителем.
Жрец занервничал. Подойдя к нам ближе, он крикнул:
– Сражайтесь! Таков завет богов!
Этот вопль словно разбудил Воина. Прерывисто выдохнув, он направился ко мне. На его лице читалось желание завершить все как можно скорее.
В движениях Воина чувствовалась медлительность и какая-то неохота, поэтому я легко ушла от его удара, больше показного, чем настоящего.
И все же холодное острие стали, рассекшее воздух рядом со мной, заставило испугаться по-настоящему. В голове начался сумбур, я запаниковала и пропустила следующий удар. Боль, обжегшая левое плечо, заставила закричать.
«Я не хочу тебя убивать», – с горечью вспомнила я слова Воина.
За эту ночь я много раз прокручивала в голове сценарий нашего с ним поединка. Думала, что готова, но ошибалась. Дар под напором страха и растерянности отказывался мне подчиняться. Глаза затопило слезами, я не могла рассмотреть ни нитей жизни, сплетающихся на груди у моего соперника, ни его самого. Боль бурлила в теле, и я никак не могла подавить ее. Страх перед смертью кричал во мне и требовал выйти из реки, прекратить это медленное самоубийство.
Воин наступал, но чувствовалось, что он сражается даже не вполсилы – в одну треть. Так играют в сражение с ребенком, дают ему время перевести дух и собраться с мыслями.
– Я могу убить тебя быстро, – сказал Воин, оказавшись в очередной раз рядом со мной.
«И мог бы уже давно», – вдруг со злостью подумала я.
Платье облепило ноги, и, уходя (на самом деле, неловко отскакивая) от нового разящего удара, я поскользнулась на камнях и рухнула в воду.
Беспомощно распластавшись на мелководье, я сцепила зубы, чтобы не закричать, – острая боль в лодыжке взорвалась в глазах снопом искр, на миг лишив меня зрения. Я поняла, что это конец. Воин шагнул ко мне и занес над головой клинок.
«Влево!» – Эта мысль пронеслась так стремительно, что я даже не поняла, как подчинилась ей.
Игнорируя вспышку боли в ноге и ощущая, как по рукаву платья сочится кровь из раны в плече, я каким-то невероятным усилием воли метнулась влево, просто перекатившись по камням.
Рапира пронзила пустоту. Воин замер, как будто в смятении. Снова на его лице отразилось что-то, сбивавшее меня с толку.
«Подол платья! Он мешает», – подумала я. Это прозвучало так твердо, что я, удивляясь собственной смелости, острием вспорола ткань юбки чуть выше колена и рывком порвала ее. Мои ноги получили свободу.
Я сделала это настолько быстро, словно кто-то вел меня, но размышлять об этом не стала. Воин уже обернулся. Наши взгляды снова встретились. Боль от ран и животный страх перед смертью куда-то отступили, теперь я снова четко видела нити жизни, яркие, трепещущие и беззащитные передо мной.
В намокшем черном платье, с рассыпавшимися по спине волосами, с бесстыдно оголенными ногами, я смотрела на Воина и понимала, что сейчас, именно сейчас и меняется рисунок судьбы.
Я увернулась от нового удара, с поразительной легкостью поднырнув под руку своему противнику. Обрезанное платье больше не сковывало движений – впрочем, кажется, дело было не только в нем. В следующую секунду я забыла о своем смутном ощущении, потому что уже переключилась на другое зрение – то, что было даровано богами мне и только мне. Времени не оставалось, в любой момент Воин мог пронзить меня клинком. Дрожали руки, сердце билось, как птица в силках, но это не отвлекало меня. Нить, еще одна нить. Вот оно – средоточие жизни, пульсирующее и трепещущее.
Что-то обожгло мне правый бок, но было уже поздно. Узел, сплетенный из нитей, вспыхнул и распался. Обрывки плавились и чернели.
Я закричала и взмахнула рукой. Она дернулась, столкнувшись с препятствием. Я моргнула, и ко мне вернулось обычное зрение.
Над моим лицом нависло лицо Воина. В его затуманенных глазах навсегда застыло изумление. Скрючившись, он держался за мою рапиру. Ее острие вошло в живот и застряло там.
Эфес рапиры выскользнул из моих рук, но это ничего не могло изменить. Воин покачнулся и медленно осел в воду. Его глаза остались распахнутыми уже навсегда.
Раздался истошный женский визг, а за ним последовал такой сильный раскат грома, что, казалось, земля содрогнулась.
На мое лицо упала капля дождя, затем еще одна. Я стояла, дрожа от боли и потрясения, и отрешенно взирала на тело поверженного соперника. Небо прорезали короткие и яркие вспышки. Барабаны замолчали.
Кончиком языка слизнув кровь с губы, я посмотрела на толпу. Она молчала, и в этой мрачной тишине особенно пугающе выглядело буйство стихии.
«Они не присягнут мне», – с отчаянием поняла я.
Невольно посмотрела на Рока и застыла, забыв даже о боли. С присущим ему достоинством он, не отрывая от меня взгляда, медленно опустился на одно колено.
По толпе пронесся шепот и оханье. В небе снова полыхнуло, и оно разверзлось. На землю хлынул ливень. Он затуманил зрение, и через его завесу, как сквозь дымку, я увидела, что один за другим все представители кланов, все зрители этого боя опускаются на колено и склоняют голову, признавая во мне победителя поединка и будущую королеву. Из груди вырвался лающий хриплый смех, похожий на кашель, и я подняла глаза к небу, подставляя лицо ливню. Его поток, словно лаская, смывал с кожи теплые разводы крови и липкие капли пота.
К горлу подступила тошнота, в глазах потемнело,
