Андрей Силенгинский - Крепость Тельцов
— Посмотри внимательно, Михашир, — менторским тоном начал Рикатс. — Что ты видишь перед собой?
Несколько секунд Михашир глядел в глаза своему командиру, но тот продолжал терпеливо ожидать ответа на свой дурацкий вопрос. Похоже, проще ответить, чем затевать новую словесную перепалку.
— Я вижу перед собой лист папируса, о, Рикатс! — издевка в голосе была спрятана очень умело. — На коем изображены наши укрепления, а также начертаны слова, не доступные для нашего прочтения.
Рикатс одобрительно покивал, словно придя в умиление от усердия ученика.
— Отлично, Михашир! Полный и развернутый ответ. Теперь ответь, кто написал сии строки?
— Очевидно, предатель в рядах нашей армии. Кто-то из самых высших офицеров, я склоняюсь именно к этому мнению. Проще говоря, один из двенадцати военачальников. Хотя твердо в этом уверенным быть нельзя…
Рикатс остановил словоизлияния поднятой ладонью.
— И снова отлично! Не будем сейчас повторять все то, что было сказано на совете. Ответ «предатель» на данном этапе вполне достаточен. У меня остался для тебя всего один простенький вопрос. Скажи, зачем предатель написал эту записку?
Михашир открыл, было, рот, но через какое-то время вынужден был его закрыть. Ехидные слова не нашли выхода. Потому что на простой вопрос… не было простого ответа.
— Сожри меня Рыба, я не знаю!
— Вот! — Рикатс не собирался наслаждаться маленьким триумфом. Видно, он тоже очень хотел найти ответ и рад был получить любую помощь. — Все не так просто, правда? Рисунок — куда не шло, но зачем писать записку? Там ведь всего несколько слов, почему просто не передать их посыльному? Он настолько туп, что не в состоянии их запомнить? Не верю.
— Разумеется, нет! — с горячностью вступил в обсуждение Михашир. — Никто не выбирает посыльным, которому предстоит незамеченным проникнуть в лагерь врага, недоумка. Значит, написанное не предназначалось для его ушей.
— Да, такой ответ напрашивается, — Рикатс сморщил недовольную гримасу. — Но тогда возникает очередной вопрос: почему? Что такого сообщает предатель Глазу, что не должен знать посыльный? Доверенное лицо, между прочим!
Скорпионы, не сговариваясь, сблизили головы, склонившись над листком папируса. Они сверлили строчки глазами, словно силясь сорвать верхний, таинственный слой, под которым должны обнаружиться сокровенные слова.
Молчание нарушил Михашир. На его лице теперь присутствовал легкий налет скепсиса.
— Возможно, в этом нет ничего необычного. Мало ли какие тайны хранят полководцы от своих армий. Ты сам пришел в ярость, когда слухи об этой записке разошлись по всему лагерю. Не все, известное генералу, положено знать солдату.
Рикатс раздраженно прихлопнул ладонью по ляжке:
— Ты излагаешь прописные истины и не хочешь вдуматься в конкретную ситуацию. Я даже не буду указывать, что посыльный — не простой солдат и приучен держать язык за зубами. Не в этом дело. Давай попробуем определить, о чем написано в послании. Не что конкретно, а именно о чем. Что может сообщать предатель Глазу? Численность и оснащенность оружием нашей армии? Глазу это известно не хуже, чем нам. Ведь основную часть этого стада он прогнал через все Земли… Хотя, чего это я. Слишком большая честь называть их стадом, это слово все-таки подразумевает какую-то общность…
Гримаса отвращения исказила лицо Рикатса при этих словах. Михашир, в целом разделяющий мнение друга о доставшейся тому армии, сочувственно кивнул.
— Ладно, что еще? Расположение армии? Оно было у посыльного перед глазами, чего тут писать. Настроение? — тут Рикатс просто сплюнул на землю. — Может, сам Глаз и дурак, но в его штабе наверняка есть думающие люди. Какое может быть настроение… Знаешь что, Михашир, давай включайся в игру. Я не собираюсь разговаривать сам с собой.
— Да? — Михашир позволил себе усмешку. — А на мой взгляд ты только этим и занимался.
— Тем не менее. — Рикатс укол проигнорировал. — Твои предположения о содержании записки?
— Даже не знаю. — Михашир развел руками. — Обеспечение продовольствием? Согласен, не стоит того, чтобы шифровать в послании. Наши планы?..
— Да какие к бесам планы! — скривился Рикатс. — Сидим в ущелье и ждем, когда враг протрубит наступление. Нет у нас никаких планов…
— Вот может об этом предатель и написал в записке? — со смешком предположил Михашир.
В разговоре наступила пауза, смысл которой поначалу укрылся от Михашира. Лишь подняв глаза на Рикатса, он удивился напряженному выражению лица и немигающему взгляду, устремленному куда-то вдаль.
— Что с тобой, Рикатс? Я же просто пошутил.
— Возможно, ты пошутил очень удачно, — медленно проронил Рикатс, после чего снова погрузился в молчаливое созерцание чего-то неведомого.
— Да объяснишь ты в чем дело?! — не выдержал Михашир. — Может, мне тоже хочется посидеть с таким идиотским видом, как у тебя!
Рикатс тряхнул плечами, с шумом выдохнул и сильно растер ладонями лицо.
— Позже! Я совершенно ни в чем не уверен, быть может, это мое больное воображение, усугубленное недосыпом. Мне нужно все обдумать, причем, на свежую голову. Знаешь, — он вгляделся в темноту ночи, — до рассвета осталось каких-то пару часов, и я собираюсь проспать их как убитый. А завтра мы с тобой обязательно поговорим. Или вместе посмеемся над моими бредовыми соображениями.
Подумав, Михашир пожал плечами. Непревзойденное упрямство Рикатса было хорошо известно ему еще с детских лет. Сейчас из него и клещами не вытянешь ни слова на затронутую тему. Обидно, что сам Михашир, хоть убей, не мог понять, что же могло содержаться в оброненной им шутке.
Друзья выбрались из-за стола. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как Михашир встревожено положил руку на плечо Рикатса.
— Смотри! — указал он вдаль. — Что-то горит… и это точно не костер. Слишком большое пламя.
Рикатс заскрежетал зубами:
— Конечно, не костер. Я бы очень хотел надеяться, что это горит не обоз с продовольствием… Но, боюсь, на подобное везение нам не стоит рассчитывать.
Глава девятая
Восточная граница Земли скорпионов, лагерь Объединенной армии. Ночь накануне открытия Арисской ярмарки.
Спящих в лагере осталось немного. Те, кто не проснулись от шума пожара, были разбужены криками собратьев по оружию. Ярость и неистовство, преобладавшие в этих криках поначалу, вскоре сменились страхом и безнадежной тоской. Раньше или позже, каждый проникался простой мыслью, что возможности заглянуть в харчевню за углом нет и не предвидится.
