Дэвид Эддингс - Вор и Книга Демона

— А не будешь ли ты скучать по Дому и по нам с Эмми?

— Эмми, судя по ее виду, только и думает сейчас что об отношениях между мальчиками-девочками, Альтал. Не надо говорить ей о том, что я тебе сказал, но мне кажется, лучше мне пока побыть где-нибудь в другом месте. Если я буду в Аруме с Халором и остальными ребятами, то мне, по крайней мере, будет с кем иногда поговорить. Думаю, если я останусь в Доме, мне может стать здесь очень одиноко. Кроме того, я буду занят чем-то очень важным, верно?

— Существует куча других возможностей, Гер, — сдался Альтал, стараясь изобразить сомнение. — Дай мне немного подумать, а потом посмотрим, что скажет на это Эмми.

— О, это же отлично, — с восхищением сказала Двейя.

— Разумеется, — ответил Альтал. — Когда я хочу, чтобы кто-то что-то сделал, я всегда подвожу его к тому, чтобы он думал, будто это его идея. Мы хотели, чтобы Гер отправился в Арум жить с Халором и Алайей, потому что так лучше для него. И я просто направлял его до тех пор, пока он сам не пришел к этой мысли. Если бы мы приказали ему отправиться туда, он бы решил, что мы просто выбрасываем его на улицу, потому что он нам больше не нужен. Но ни я, ни ты такого никогда бы не сделали. А так у Гера появляются постоянный дом и семья, которой у него никогда не было, а Халор с Алайей получают сына, не утруждая себя тем, чтобы завести своего. Все получилось в точности так, как ты того хотела, Эм, именно поэтому-то ты и наняла меня в первую очередь, разве не так?

— Ты молодец, Алти, — сказала она, лучезарно улыбаясь.

— Не пойми меня превратно, Эм, — сказал он, откидываясь в кресле. — Я очень люблю наших деток, но ужасно приятно снова оказаться в Доме с тобой вдвоем. Как мы будем проводить время теперь, когда мы уже спасли мир и поженили или пристроили наших деток?

— У меня есть кое-какие мысли, — пообещала она таким голосом, который не оставил и тени сомнения в том, что она имела в виду.

Словно во сне, она подошла к нему среди мерцания, и луна любовно заигрывала с Божественным огнем, и лилась над ними песнь Кинжала.

Ее волосы были цвета осенних листьев, а руки и ноги имели такие совершенные формы, что замирало сердце, а в ее безупречно спокойном лице было что-то нездешнее. И она протянула ему свою руку, сказав:

— Пойдем, пойдем со мной. Я позабочусь о тебе.

— С превеликой радостью, — ответил он, — ибо устал я от мира, что вокруг меня, и утомился. Но куда же пойдем мы, любовь моя? И когда мы вернемся?

— Если пойдешь со мной, то никогда больше не вернешься, — сказала она ему своим поющим голосом, — потому что мы будем странствовать среди звезд, и фортуна никогда больше не предаст тебя. Твои дни будут полны солнечным светом, а ночи — любовью. Пойдем, пойдем со мной, мой любимый. Я буду о тебе заботиться.

И она взяла его за руку и повела его по знакомой лестнице в башню света, где они жили когда-то.

И когда вошли они, дверь за ними слилась с изогнутой стеной башни, и не было больше той двери — и остальных дверей тоже.

И вновь исполнилось сердце Альтала радостью, ибо он снова был дома и никогда уже не будет больше странствовать.

Прошло несколько лет — или веков — и весна вернулась в Дом на Краю Мира, и Альтал сидел за столом, лениво листая страницы Книги.

С кровати, укрытой шкурами, донесся знакомый звук, и Альтал посмотрел на свою жену.

— Что это такое, Эм? — с любопытством спросил он. — Я думал, кошка Эмми осталась далеко в прошлом.

— О чем ты говоришь? — спросила Двейя с волосами цвета осенних листьев.

— Ты мурлычешь, Эм. Она рассмеялась.

— Очень может быть, — призналась она. — Не просто отделаться от старых привычек.

— Это приятный звук, Эм, и он мне совершенно не мешает.

Она села и с наслаждением потянулась.

— Вероятно, это от того, что я счастлива. Ничто не выражает состояние счастья лучше, чем мурлыканье.

— Я тоже очень счастлив, Эм, но мне удается обойтись без мурлыканья.

— Подойди ко мне, любимый, — сказала она ему. — У меня есть новость, которой я хочу с тобой поделиться.

Он аккуратно сложил страницы в белую коробку и подошел к кровати.

— В этом году весна пришла рано, — заметила она, взглянув через южное окно на горы, видневшиеся с той стороны. — И она, вероятно, продлится чуть дольше, чем обычно, — добавила она.

— Да? Почему же?

— В мире наступил праздник, дорогой, — ответила она.

— Какое-то особенное событие?

Он присел возле нее.

— Совершенно, совершенно особенное, любовь моя, — сказала она, нежно дотрагиваясь до его лица.

— Ты хотела сохранить это в тайне?

— Это не то, что может долго оставаться в тайне, милый, — сказала она, таинственно улыбаясь и мягко касаясь своего слегка округлившегося животика.

— По-моему, ты слишком много ешь, Эм, — заметил он.

— Вовсе нет. — Она искоса бросила на него лукавый взгляд — Что-то ты сегодня туго соображаешь, милый. Что, кроме еды, может заставить талию женщины располнеть?

— Ты серьезно? — воскликнул он.

Она снова погладила свой животик.

— Я, может, и нет, а вот это — серьезно. У нас будет ребенок, Альтал.

Он уставился на нее в совершенном изумлении. И вдруг почувствовал, что глаза его наполнились слезами.

— Ты плачешь, Альтал? Я не знала, что ты умеешь плакать.

Он взял ее на руки и обнял, а слезы радости струились по его щекам.

— О, как я тебя люблю, Эм! — Вот и все, что он мог сказать.