Я стираю свою тень 9 - Сергей Анатольевич Панченко
— Мы регулярно нуждаемся в новых генах для совершенствования генетических технологий. Чем дальше от нашей планеты, тем отличнее они по составу, тем выше вероятность обнаружить положительный признак, позволяющий производить эволюцию помощников.
— Так значит, вы приспособили мягкие тела белковых существ к служению себе любимым? У вас здесь всё создано из плоти и крови и всё работает на существ, не являющихся в нашем представлении живыми. — Николай решил, что разгадал загадку странной цивилизации.
— Не совсем понятна формулировка с определением «живые». Белковая самокопирующаяся форма является механизмом, база которого создана природой и отредактирована создателями для собственного удобства, — доложил голос без всякого намёка на шутку.
— Может быть, чемодан подо мной и механизм, но я точно нет. И попрошу ваших создателей проявлять ко мне уважение как к представителю иной разумной цивилизации, — потребовал Николай и даже приосанился, чтобы выглядеть солиднее.
— Вы не соответствуете критериям разумности.
— А вы не соответствуете критериям вселенского гостеприимства. Уже второй раз тыкаете в меня моей посредственностью. Если вы такие умелые в конструировании организмов, сделайте меня умнее, чтобы я соответствовал. — Николай поддал чемодану пятками со злости.
— Создателям нужны организмы для работы, — ответил голос.
— Понятно. Им хочется рабов, но они не преминут упрекнуть тех, кто на них работает, в бестолковости, поскольку боятся, что они станут умнее. Я прав?
— Это невозможно. Белковые механизмы неспособны приблизиться к интеллектуальным способностям создателей. Их ум является имитацией разумной деятельности.
— Тебе самому-то не стыдно быть белковым механизмом и пресмыкаться перед каким-то создателями? — Николай хотел заглянуть в глаза чемодану, но вспомнил, что их нет.
— Мы продукт их творческих усилий. Для нас этот статус почётен.
— Это потому, что ты ничего в своей жизни слаще редьки не ел. Почётно быть самим собой, гордым и независимым и слушаться только себя.
— Мы не обладаем понятием личности и потому неспособны слушать того, кого не существует. Все мысли нам вкладываются создателями. Мы их ретрансляторы, как в нашем случае. Обращаясь к механизму, на котором едете, вы беседуете с коллективным разумом создателей.
— Вот я вас и поймал, — обрадовался Николай. — Раз вы со мной беседуете, значит, считаете разумным. Если я разговариваю со своим котом, то получается беседа в одну сторону — я говорю, он молчит, либо издаёт бессвязные мяуканья. Это и есть контакт разумного существа с неразумным.
— Глубина восприятия мира создателями лежит вне зоны восприятия оного белковыми формами.
— Ладно, я понял. Вы сейчас находитесь в первой стадии принятия, отрицания. Поживём, как говорится, увидим, кто из нас по-настоящему разумен. И вообще, у вашего чемодана без ручки есть скорость повыше? Чего ползём, как на похоронах?
Существо без головы действительно прибавило скорости. Николай затрясся в седле и забился копчиком о твёрдую спину.
— Тормози! Тормози, скотина! Я тебе что, гусар с мозолями на заднице? Я привык к другому комфорту. — Чемодан сбавил шаг. — Что вы за такси мне подсунули, «комфорт-минус»? Разумные существа, блин. Как только сбегу отсюда, такой отзыв накатаю в защиту прав потребителей, вы потом сто лет с этой планеты никуда не вылетите.
— Вы останетесь здесь навсегда, — хладнокровно произнёс голос в голове.
Николай осёкся. До этого он хорохорился за многословием, отгонял от себя дурные предчувствия, но когда получил железный ответ про то, что он больше не вернётся, его настроение мгновенно испортилось до уровня дремучей депрессии.
Под мерный топот ног безголового существа он доехал до строения, напоминающего гигантский сморчок. Схожести придавала коническая форма и неровные стены, испещрённые кривыми амбразурами, исполняющими роль окон.
— Заходите внутрь. Ориентируйтесь по световым пятнам. Они приведут в вашу комнату, — распорядился голос.
— Какие у меня права? Что мне позволяется? — спросил Николай, решив узнать, куда его привезли — в тюрьму или гостиницу.
— Вы не обладаете никакими правами. Права есть только у создателей. Вы материал для применения их творческих усилий.
— Пупки не надорвут? — хмыкнул Николай. — Значит, не тюрьма, а лаборатория, в которой я подопытный кролик. Надо было накануне ковидом заразиться да устроить тут вам эпидемию, — огрызнулся он. — Что, дом тоже из живой ткани вырастили? Стрёмный какой получился.
— Это не живая ткань, а биологический конструктор.
— Понятно, геноцид по признаку отношения к жизненным формам. Мне даже страшно представить, сколько статей вы нарушили, убедив себя в том, что только вы и есть жизнь, а остальные симуляция. Ничего, придёт время, за всё ответите. — Николай слез с «чемодана». — В суде я буду вашим главным обвинителем.
— Отдыхайте. Ваш генетический материал подвергнется более тщательному анализу, и в случае положительного решения вы станете донором, — произнёс голос.
— Отвалите. — Николай направился к входу в дом.
Дверной проём, если так можно было его назвать, представлял собой сложную геометрическую фигуру. Изначально он задумывался как прямоугольник, но потом один его верхний угол начал расти активнее и обогнал соседний. В итоге получилась пародия на дверной проём, как иллюзия в комнате смеха.
Об изолированном личном пространстве здесь и не слышали. Дверей не было как явления, только кривые дыры вместо входа. За ними находились такие же несуразные комнаты с бугристыми стенами, полами и потолками. В некоторых из них находились люди, не обращавшие никакого внимания на Николая, с любопытством разглядывающего обстановку.
Сразу бросилось в глаза, что у многих людей не хватало конечностей, у кого-то не было глаз, носа, ушей. А в одной комнате Николай увидел нечто пугающее и отталкивающее. Это была часть тела без головы, приращённая к комоду, напоминающему тот, что имелся на корабле. Тело явно жило, только непонятно зачем. Наверное, во славу создателей, не успевших использовать его в своих творческих экспериментах.
За несколько шагов до своей комнаты в Николая врезался ребёнок лет восьми, выбежавший из комнаты. Он упал и поднялся, держась за ушибленный лоб.
— Больно, — произнёс он на чистом русском.
— Ого, наш, — обрадовался Николай. — А ты как тут оказался?
Ребёнок вместо того, чтобы объяснить, развернулся и с криками убежал к себе.
— Мама, папа, тут дядя на нашем разговаривает! — произнёс он громко, забежав в комнату.
В коридор выбежала молодая парочка лет тридцати и уставилась на Николая чуть ли не со слезами на глазах. Ему стало неловко, он до сих пор был в трусах.
— Вы только что прилетели?
