Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова
На кухню вбежал Сатору, прижимая к груди пустой поднос. Увидев незнакомое лицо, он от неожиданности подскочил, словно перепуганный зайчонок. Появление мальчика отвлекло Горо от печальных мыслей, он тепло улыбнулся Сатору и кивнул в знак приветствия. Помешкав немного, мальчик ответил ему коротким кивком и тут же отвёл глаза. Заставив поднос тарелками и доверху наполненными мисками, Сатору, слегка пошатываясь, побрёл обратно.
Горо провозился с горохом около часа. За всё это время пару раз на кухню заглядывала госпожа Абэ. Она по-доброму щурилась на Горо, перебрасывалась парой слов с поваром и снова скрывалась из виду. Сатору же, казалось, окончательно привык к присутствию Горо и даже перестал всякий раз вздрагивать, когда их взгляды случайно пересекались.
От углей в жаровне исходил мерный и ровный жар. Горо приходилось то и дело утирать вспотевший лоб рукавом рубахи. Толстый повар пыхтел чуть в стороне, за небольшой столешницей, где лепил рисовые колобки.
Сатору тем временем заставлял поднос кувшинчиками с холодным чаем. Мальчик так увлёкся работой, что вздрогнул от неожиданности, когда повар, стоявший прямо у него за спиной, оглушительно чихнул.
К несчастью, поднос, который мальчик держал в руках, разом перевернулся.
В тот момент Горо как раз поднял глаза от почти полного ведра лущёного гороха. Он успел увидеть, как вытянулось лицо повара и как побледнел Сатору, безуспешно пытаясь поймать в полёте хотя бы один кувшин. Но все усилия мальчика пошли прахом: оглушительный звон разбитых кувшинов потряс крохотную кухоньку «Толстого тануки», а сам Сатору оказался с ног до головы залит холодным чаем.
Но на этом беды не закончились. Содержимое одного из кувшинов пролилось прямо на жаровню, и залитые угли сердито зашипели. Глаза повара налились кровью: он зло зыркнул на мальчика и огрел того подносом, который тот до того держал в дрожавших руках.
– Посмотри, что ты наделал! – прошипел повар. – Все угли залил, бестолочь! Как я теперь готовить буду, скажи на милость?
Губы мальчика задрожали – похоже, он изо всех сил сдерживался, чтобы не расплакаться и ещё больше не разгневать повара.
В зале за стеной воцарилась тишина. Горо услышал торопливые шаги госпожи Абэ, и вскоре она показалась на пороге.
Стоило ей увидеть учинённый на кухне разгром, как её седые и тонкие брови взлетели так высоко, что скрылись под пёстрой косынкой. Но старушка не стала тратить время на охи и вздохи, а принялась раздавать указания:
– Сатору, не стой столбом и прибери тут всё. И ты, Фуку́то, – кивнула она повару, – тоже возвращайся к работе, пока мы всех посетителей не растеряли.
– Я бы и рад, но сначала надо заменить угли, – проворчал повар.
– Так иди в дровяник, нечего попусту языком молоть, – поторопила его старушка.
Сатору выскочил из кухни первым, прихватив с собой стоявшее в углу ведро. За ним последовал и повар, который всё ещё что-то тихо ворчал себе под нос. Госпожа Абэ снова вернулась в зал и принялась успокаивать тревожно гудевших посетителей.
В воцарившейся суматохе, похоже, все совершенно забыли про Горо, что ему было только на руку. Убедившись, что ни повар, ни Сатору пока не собираются возвращаться, Горо склонился над почти потухшим очагом и провёл над ним широко раскрытой ладонью.
Не все угли оказались залиты чаем – в нескольких из них ещё теплились отголоски догорающего пламени. Горо ощутил, с какой жадной радостью огонь отозвался на его призыв, лаская ладонь теплом.
В обители послушников учили чувствовать окружающий мир и при необходимости обращаться к нему за помощью. В самом начале обучения колдун должен был избрать одну из пяти стихий, с которой ему удавалось установить самый крепкий контакт.
Огонь считался самой капризной и непокорной стихией, но почему-то именно с ним Горо удалось совладать. Именно шёпот огня он слышал отчётливее всего, когда пальцы щекотало биение магии в крови. Горо пришлось приложить немало усилий, чтобы научиться взаимодействовать с огнём и держать его силу в узде. Но оно того стоило – благодаря огненному колдовству Горо не раз помогал братьям в обители.
Поможет он и теперь – совесть не позволит ему просто взять и уйти, оставив добрую хозяйку харчевни наедине с её бедой.
«Вспыхни!» – мысленно приказал огню Горо. По его жилам словно пустили раскалённое в горниле кузнеца пламя, а виски тут же пронзила боль, словно кто-то воткнул в голову две ледяные иглы.
Горо поморщился. Колдовство было делом непростым даже для того, кто учился этому много лет. Расплачиваться за творимые чудеса колдуну приходилось собственным здоровьем. Головная боль была лишь малой частью уготованных страданий – чтобы не нарушать гармонию мира, за сотворение колдовства требовалось отдать что-то равноценное.
Огонь принял добровольную жертву Горо, и в тот же миг лёгкое и яркое пламя затанцевало на подмокших углях.
Лишь в тот момент, когда его отпустила резко нахлынувшая слабость, Горо почувствовал, что за его спиной кто-то стоял. Он обернулся и встретился взглядом с госпожой Абэ. Горо так и не понял, что выражал взгляд, которым старушка внимательно смерила его. Но страха и отвращения в нём точно не было, чему Горо втайне порадовался.
Однако радость его не продлилась долго. Он снова воспользовался своей силой при посторонних, а это означало только одно – ему ещё до заката стоит покинуть Ганрю, пока по его следам не пустили тайную полицию.
Горо не понаслышке знал, как боялись колдовства простые люди: некоторые из них хорошо помнили, как четверть века назад горела столица, объятая колдовским пламенем. На лице женщины, которую он вытащил из горящей аптекарской лавки в Хикоси, и даже в глазах уличного заклинателя огня, чуть не устроившего пожар в торговых рядах в Цуяме, отражался такой суеверный ужас, словно не человек был перед ними, а самый настоящий демон. Огонь и впрямь не причинял Горо вреда, но страх и злоба людей, которым он от всего сердца старался помочь, даже не боясь того, что сила выдаст с головой и что придётся бросить только-только налаженную в новом городе жизнь и снова пуститься в бега, ранили его гораздо больнее меча и пули.
После восстания клана Мейга колдуны были объявлены вне закона. Им запрещено было использовать магию – только священнослужители, которым иногда для совершения обрядов требовалось колдовать, оставались единственным исключением из этого запрета. С древних времён колдовство было окружено ореолом почтительности и уважения, но со времён смуты многое изменилось навсегда. Страх вытеснил
