Б-11 - Олег Юрьевич Рой
Но Слава… то есть, Верховцев сумел как-то получить информацию об устройстве установки от Ушинского. Его реактор был идеален для «конуса» – он работал на том, что добывал, превращая переработанную породу в топливо для себя. Скорость прохода была невелика, если работать со скалами, но Верховцеву знал, где нужно бурить…
У Славы была действительно безумная теория – о том, что наша Земля полая. Точнее, не совсем полая – внутри нее заключен другой мир, мир пламенных духов, как он говорил. Мир, в который давным-давно неведомая сила загнала древних хтонических богов, и запечатала там для надежности.
Павел Петрович презрительно фыркнул.
– Гениальность и безумие, как известно, гуляют рука об-руку… – заметил Макс.
– И, тем не менее, именно эта «безумная» теория помогла ему найти Чоккаперкальм, – перебил его Макарыч. – Вернее, не ему… не только ему. Не важно. Но то, что описано в древних легендах, внезапно, оказалось реальностью. Той самой реальностью, в которую кой-кого приятно ткнуть носом, да, Пал Петрович?
– Я не понимаю… – начал профессор.
– А Вы никогда ничего не понимали, товарищ рецензент, – не дал ему развить мысль Макарыч. – Вы даже своей выгоды оценить не могли. Мы же со Славой готовы были поделиться с Вами нашими лаврами! Мы бы даже признали Вас главным – но Вы…
– Лейбман? – прохрипел Кулешов.
– Ага, – криво улыбнулся Макарыч. – Не удивительно, что Вы меня не узнали: я был моложе… и полнее. Отчество мое Вы, конечно, не запомнили: я для Вас был просто Шурой, а Верховцев – просто Славой.
– Вы что, знаете друг друга? – спросил Волосатый, почесывая лысый затылок.
– Молодец, догадался, – кивнул Макарыч. – Профессор Кулешов был рецензентом нашей со Славой заявки на открытие. Мы ведь специально выбрали его – самый молодой академик, светило геологии и один из самых больших авторитетов в области строения Земли. Вот только наша со Славой теория подрезала крылья его собственным наработкам. Пал Петровичу нобелевка светила, хотя ему ее, в итоге, так и не дали, по не зависящим от нас причинам, а тут еще мы со своими исследованиями. Нет, формально он был прав – не придерешься, наши построения базировались на негодном материале: древние тексты, манускрипты, легенды, а еще – первый в мире геодезический расчет на ЭВМ, подтвердивший нашу правоту.
– Ничего он не подтверждал! – взвизгнул Кулешов. – И не подтверждает! Вы, как говорит современная молодежь, сову на глобус натянули!
– И где же сова? – иронично спросил Макарыч. – И где глобус? Не в этой ли шахте? – и он махнул рукой в сторону бездны, почти на краю которой они стояли.
– Я вижу только огромную дыру в земле, – ответил профессор. – Может быть, это кальдера, а может – часть тектонического разлома. Или, как правильно заметили, маар – очень древний, доисторический вулкан. Нет признаков вулканического выброса? А вы их искали? За три миллиарда лет и несколько оледенений от них и следа бы не осталось, даже сам вулканический конус мог стереться!
– То есть, ты не веришь, что перед нами – эреб кибаль? – спросил Макарыч.
– Нет, – твердо ответил Кулешов. – И не поверю, пока сам не увижу все то… да это у вас не исследование было! Это какая-то «Иллиада» с элементами «Махабхараты»! какие хтонические боги, какая «перевернутая земля»?
– Хорошо, – неожиданно-спокойно сказал Макарыч. – Тогда завтра я лично прослежу за тем, чтобы ты вместе с нами отправился туда, – и вновь рука Макарыча указала на пропасть. – И попробуй мне только выкручиваться, гад! Я тебе все припомню, и за себя, и за Славика, козлина!
Глава IV: На грани бездны
Ире нравилось разбирать вещи.
Когда родители купили ей квартиру, при переезде Ира пережила несколько суток восторженного экстаза. Сначала собирать вещи, укладывать их по сумкам, по ящикам; помогать дюжим грузчикам носить в машину что полегче; помогать выгружать. Потом – распаковывать ящики и сумки, развешивать наряды в крохотной гардеробной комнатке, в новых шкафах, расставлять книги, раскладывать, украшать…
Конечно, в Карелию Ира много вещей с собой не брала, поскольку понимала, что тундровый край – это, увы, не Лигурия, а полевой лагерь – не спа-курорт. Но все-таки у нее было два объемных баула и рюкзак. В них лежало несколько комплектов полевой одежды на все случаи жизни – от плотной парки на гагачьем меху и комбинезона с термообогревом до легкого гортексовского костюма. Было и кое-что из нарядного, хотя Ира понимала, что покрасоваться в экспедиции ей вряд ли удастся. Кроме одежды была и обувь – в том числе пушистые унты из какого-то меха, к которому не липла грязь так, что сапожки оставались белоснежными, даже если рассекать в них по самым замызганым местам.
Все это еще предстояло развесить и разложить, а пока нужно было найти необходимое для купания – три полотенца, халат, плойку (слава небесам, электрические розетки у них с Дашей в «номере» были, даже три штуки, а, главное, работали), расчески, косметику, тапки с помпонами – ух, как неприлично Мишка ржал, когда она засовывала их в боковой карман рюкзака! Дескать, и где ж ты в них ходить будешь – в тундре среди оленей? А Ира как чувствовала, что не в такую уж они и дыру попадут. Может, у нее своя интуиция есть – на комфорт?
К счастью, одним из достоинств Ирочки было умение все держать в порядке, и помнить, где у нее что лежит. При обилии вещей, окружавших ее в повседневности (квартира Иры была заполнена и нарядами, и книгами, и различными безделушками с Али, и вообще…) Ирочка прекрасно ориентировалась в своем пространстве и никогда в доме ничего не искала – подходила и брала.
Поэтому ее очень удивило то, что она не сразу вспомнила, куда положила резинки для волос. Она точно помнила, что клала их в один из кармашков рюкзака, но кармашек был пуст, вместо резинок там лежала свернутая вчетверо вырезка из какого-то старого журнала, где автор писал, что протосаамский язык, на котором говорили жители Кольского полуострова, очень напоминал языки шумерской группы,
