Роман Суржиков. Сборник (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич
И Председатель, чуть стесняясь, описал внешний вид антифизической бомбы, почти неотличимой от женского зеркальца.
Все, что случилось дальше, я уже знал.
— Капитан, — спросил я, — почему вы мне сразу не сказали, что к чему? Проблем было бы куда меньше! И таксист-ищейка целей бы остался.
— А откуда мне было знать, что ты не Петровичу служишь?
М-да. И после этого еще спрашивают: почему никто на флоте не любит контрразведку?..
Прибыла скорая. Долго — за душевнобольными они не торопятся. Когда увидели, кто пациент, сперва лишились дара речи. Потом отмерли, аккуратно уложили экс-председателя на носилки, погрузили в аэр. Двое дружинников отправились сопровождать.
— Капитан, — спросил Комаровский, — а почему Павел Петрович сошел с ума? Этому у вас есть объяснение?
— У меня есть, — веско заявил Ник. — Лерчик, помнишь, ты спрашивала, что такое большой оперант. Вот это он и есть. Глубоко в подсознание агенту внедрили программу, которая совершенно не осознается и не может быть обнаружена при допросах. Но при контакте с некоторым объектом — ключом — срабатывает.
— Мичман, а твой младший — молодцом, — отметил Климов. — Да, именно так. Девять лет Петрович не видел потерянное зеркало, программа никак не влияла на него. Он жил как хотел, утешал свою совесть, завоевывал популярность. Может, уже и вовсе позабыл, кто таков на самом деле. А теперь взял в руки зеркало — и оперант сработал, и вывернул психику наизнанку. Слишком велика оказалась пропасть между тем, кем себя считал Председатель, и тем, кем ему велела быть программа.
— Послушайте, может быть, нам убраться отсюда? — Предложил я. — Час на жаре никому не идет на пользу!
— Перейдем в админкорпус, там есть отопление, — сказал капитан. — Расходиться еще рано. Остался главный вопрос: что делать с бомбой?
— Не вижу проблемы. Павел Петрович не смог активировать ее, значит, опасности нет.
— Да, — подтвердила Лера, — он все пытался набрать что-то, но так и не вышло.
Лейтенант Комаровский как-то мрачно кашлянул.
— Господа, я стоял за спиной Павла Петровича и видел экран. На нем была дата — 13 марта этого года. А сегодня 6 марта.
Черт возьми. Таймер! Ну конечно: ведь Климов говорил, что первая бомба сработала уже после того, как ее изъяли у диверсанта!
— Итак, что будем делать?
Пара минут прошла в молчании. Потом Ник на всякий случай озвучил то, о чем все молчали:
— Сингулярное зеркало не возьмет ничто. Даже антиматерия или свертка пространства. Проверено миллион раз…
— А если вдруг возьмет, — добавил я, — то каковы гарантии, что после разрушения оболочки бомба не сдетонирует?
Помолчали еще.
— Можно упаковать ее в другой сингулярный щит…
— И где мы возьмем исправный генератор нуль-поля?
Комаровский сказал:
— Павел Петрович каким-то образом включил лазерный экран. Найдем, как включается, и попробуем перевести таймер.
— Я трогала зеркальце тысячу раз, а каждую ночь клала под подушку. И ни разу ничего не включилось.
— Допустим, нужен отпечаток Павла Петровича. Можно прикоснуться его рукой…
— Ага. А код доступа вы тоже его мозгами вспомните?
Мозги Павла Петровича стали теперь такой же терра инкогнита, как и внутренность зеркальца.
— У меня есть одна идейка, — Лера улыбнулась и хитро подмигнула. — Я жила на Выселках, это рядом с барьером. Когда мы хотели от чего-нибудь избавиться — от отморозка, например, — у нас был один надежный способ.
Мы переглянулись.
Мысль.
Ведь и вправду, мысль!
Если сингулярный щит выдержит контакт с барьером, то зеркальце вылетит к чертям из нашего мира, и тогда можно забыть о нем. А если не выдержит и разрушится, то, вполне возможно, разрушится и то, что внутри зеркальца — антифизический детонатор, зародыш чужого закона.
— Предлагаю попробовать, — сказал я. — Кто не рискует, тот не пьет.
— Согласен, — сказал Климов. — Кто-нибудь против?
Через десять минут мы стартовали в двух аэрах.
Лера села на заднее сиденье, поближе ко мне. За штурвалом Климов, возле него Ник. Злополучное зеркальце лейтенант взял в другую машину. Чувствовалось, что никому из нас он полностью не доверяет, и в первую очередь — Климову, своему прямому начальнику до недавнего прошлого.
Лера тронула меня за руку.
— Витя, я очень рада видеть тебя. Со вчерашнего вечера прошел целый год!
И вправду, с безумным Аристархом мы говорили прошлой ночью! А как будто в прошлой жизни.
— Я тоже рад. Особенно рад, что ты не осталась с этой сворой у «учителя», — я показал кавычки движением пальцев.
— Еще чего! Они ненормальные. Многовато ненормальных за эти сутки, не правда ли?
— Точно… Или магнитная буря, или мы в заповеднике.
Мне было как-то никак. Я чувствовал примерно такое же разочарование в себе, как и Ник вчера, после освобождения. Странно, а я-то думал, что перерос рефлексию.
Лера, как и прежде, была проницательна:
— Ты умеешь водить корабль! Это круто.
— Элементарные маневры умеют все, кто служил на флоте. Таково требованье устава. Пока хоть один член экипажа жив, судно должно сохранять управляемость.
— Ты смелый. Ты рискнул взлететь! Никто за девять лет не летал!
— Это не смелость, а дурость. Знаешь, отчего динозавры вымерли?.. От смелости.
— Если бы ты не рискнул, ты не успел бы раньше Председателя.
Я невесело усмехнулся.
— Так это же я его и вызвал…
— Благодаря тебе мы его разоблачили! Если бы ты не вызвал его, капитан просто спрятал бы зеркальце и никогда не доказал бы, что Павел Петрович — шпион.
— А может, не стоило разоблачать? Он был неплохой человек… хоть и шпион.
— А еще, если бы Председатель не взял в руки зеркало — твоими стараниями, между прочим, — мы не узнали бы дату взрыва. И четырнадцатого марта успешно проснулись бы на том свет. — Лера подмигнула мне. — Так что, как ни крути, дорогой, а все равно это ты всех нас спас! Поскромничать не выйдет.
Я поморщился. Но, чего греха таить, ее слова были мне приятны, и на время отвлекли от рассуждений о моей тупости. И тогда я ощутил странный диссонанс.
Нелогично как-то выходило. Павел Петрович, довольный жизнью добряк, страстно ищет бомбу, чтобы активировать ее на неделю раньше срока?! Неужто ему так отчаянно приспичило истребить всех человеков, включая себя?..
Куда вероятней другое: он хотел перевести таймер не назад, а вперед! Не отнять у нас неделю, а наоборот, прибавить еще времени! Он ведь и бормотал нечто вроде: «Дайте еще время. Еще хотя бы год». Только программа в подсознании не позволила ему это сделать.
Но и тогда не складывается.
— О чем ты задумался? — Спросила девушка. — Нет, я не против, задумчивое выражение тебя красит, но все же любопытно.
— Не складывается что-то… Внешний враг посылает двух агентов с бомбами. Это разумно — резервирование для надежности. Обе бомбы снабжены таймерами. И это разумно — нельзя полагаться на человека, он может погибнуть, забыть код, просто не решиться. Но почему один таймер установлен на два дня вперед, а другой — на девять лет?
— Хм… — сказала Лера. — Стрейндж.
Климов, который краем уха слушал нашу болтовню, тоже обернулся ко мне.
— Верно говоришь. Это хороший вопрос. Есть предположения?
— Может быть, таймер уже переводили? Может, Павел Петрович перед тем, как спрятать бомбу, перевел часы на девять лет вперед?
— Зачем?
— Да просто пожить хотел! Нормальное человеческое желание.
— Нет, мичман, не подходит. Агентская программа блокирует проявление этого желания, когда дело касается миссии. Ты же видел: при всем желании он не смог перевести таймер.
— М-да…
В размышлениях я и не заметил, как мы приземлились.
Сели у сухого русла реки, прегражденного барьером. Забавно бы представить, как с той стороны река течет, врезается в барьер и исчезает в никуда… Из другой машины вышли дружинники. Комаровский прошелся до серой стены, отошел, колеблясь. Извлек из кармана бомбу.
