Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка
Он не нуждался в разрешении, но они все равно кивнули.
– Благодарю. Итак, эту историю мы знаем от Геродота. – Он прошел взад-вперед перед ними, как игрок, отмечающий свою позицию на поле. – Он говорит, что египетский фараон Псамметих однажды заключил соглашение с пиратами Ионического моря, чтобы нанести поражение одиннадцати правителям, предавшим его. После победы над врагами он отдал союзникам большую территорию. Но Псамметих хотел получить гарантию, что ионийцы не обратятся против него, как когда-то прежние союзники. Он хотел предотвратить войны, основанные на непонимании. И поэтому отправил юных египетских мальчиков жить среди ионийцев и учить греческий, чтобы, когда вырастут, они служили переводчиками между двумя народами. Здесь, в Вавилоне, мы черпаем вдохновение от Псамметиха.
Его сверкающий взгляд остановился на каждом новоиспеченном студенте по очереди.
– Перевод с незапамятных времен служил посредником в достижении мира. Перевод делает возможной коммуникацию, а она, в свою очередь, уступает место дипломатии и сотрудничеству между разными народами, приносящим процветание всем. Конечно же, вы уже заметили, что из всех оксфордских колледжей только Вавилон принимает студентов неевропейского происхождения. Больше нигде в стране вы не увидите индусов, мусульман, африканцев и китайцев, которые учатся под одной крышей. Мы принимаем вас не вопреки, а благодаря происхождению. – Профессор Плейфер подчеркнул последнюю фразу, как будто это предмет для огромной гордости. – Из-за своего происхождения вы получили в дар языки, которыми не могут в той же мере овладеть рожденные в Англии. И вы, как и мальчики Псамметиха, расскажете о мировой гармонии и воплотите ее в жизнь.
Он сложил руки перед собой как в молитве.
– Вот так. Кстати, выпускники каждый год смеются надо мной из-за этой речи. Они считают это банальностью. Но, думаю, положение обязывает быть серьезным, вам так не кажется? В конце концов, мы собрались здесь, чтобы познать непознанное, познакомиться с незнакомым. Мы здесь, чтобы творить магию словами.
Робин решил, что это самое приятное, что он когда-либо слышал о своем иностранном происхождении. И хотя от этого рассказа у него засосало под ложечкой, ведь он читал Геродота и помнил, что те египетские мальчики были рабами, его все равно охватил восторг: возможно, инаковость не обречет его вечно жить на обочине, а наоборот, сделает особенным.
После этого профессор Плейфер собрал их за пустым верстаком для демонстрации.
– Так вот, простой обыватель считает работу с серебром равноценной колдовству. – Он закатал рукава до локтей и повысил голос, чтобы его было слышно сквозь грохот. – Они думают, будто сила пластин заключается в самом серебре, будто серебро унаследовало какую-то магическую субстанцию, способную изменить мир.
Он отпер левый ящик стола и вытащил оттуда гладкую серебряную пластину.
– И не могу сказать, что они полностью заблуждаются. В серебре и впрямь есть нечто такое, что делает его идеальным носителем наших идей. Мне нравится думать, что оно благословлено богами – в конце концов, для очистки мы используем ртуть, mercury, а Меркурий – быстроногий бог. Меркурий, Гермес. Не значит ли это, что серебро неразрывно связано с герменевтикой? Но давайте отбросим излишнюю романтику. Нет, сила серебряной пластины заключена в словах. А если еще точнее, в том свойстве языка, которое не способны выразить слова, и оно утрачивается, когда мы переключаемся с одного языка на другой. Серебро улавливает утраченное и воплощает его в жизнь.
Он поднял взгляд на их ошарашенные лица.
– У вас есть вопросы. Не волнуйтесь. Вы не начнете работать с серебром до конца третьего года обучения. У вас масса времени, чтобы до этого момента ознакомиться с теорией. А сейчас важно, чтобы вы поняли масштаб того, чем мы здесь занимаемся. – Он потянулся за гравером. – А именно заклинаний.
Он стал гравировать слово на пластине.
– Я покажу вам простейший пример. Эффект будет скромным, посмотрим, почувствуете ли вы его.
Он закончил писать на одной стороне и показал им пластину.
– Heimlich. Немецкое слово, означающее «скрытый», «потайной», именно так я переведу его на английский. Но heimlich значит больше, чем просто секреты. Это слово произошло от протогерманского слова, означающего «дом». Сложите эти значения, и что вы получите? Нечто вроде тайного места или того чувства, которое охватывает вас, когда вы находитесь дома, скрывшись от внешнего мира.
Говоря это, он выгравировал слово «потайной» на другой стороне пластины. И стоило ему закончить, как серебро завибрировало.
– Heimlich, – произнес он. – Потайной.
И снова Робин услышал пение, доносившееся непонятно откуда, нечеловеческий голос.
Мир вокруг изменился. Что-то как будто связало их вместе, в воздухе возник какой-то неосязаемый барьер, поглотивший все звуки, и они словно оказались здесь одни, хотя и знали, что вокруг суетятся ученые. Одни. И ограждены от всех опасностей. Это была их башня, их убежище[30].
Эта магия не была им чужда. Все они уже видели эффекты серебра, в Англии этого невозможно избежать. Но одно дело – знать о свойствах серебряных пластин, о том, что они лежат в основе функционирования прогрессивного общества. И совсем другое – собственными глазами увидеть, как они меняют реальность, как слова улавливают то, что не опишешь никакими словами, и вызывают сверхъестественный физический эффект.
Виктуар накрыла рот ладонью. Летти тяжело дышала. Рами быстро моргал, словно пытался сдержать слезы.
А Робин, глядя на все еще вибрирующую пластину, ясно понимал, что это стоило всех страданий. Одиночество, побои, долгие, изматывающие часы зубрежки, поглощение языков как горькой микстуры – все ради того, чтобы однажды очутиться здесь.
– И последнее, – сказал профессор Плейфер, провожая их вниз по лестнице. – Нам понадобится ваша кровь.
– Прошу прощения? – отозвалась Летти.
– Ваша кровь. Это не займет много времени.
Профессор Плейфер повел их через вестибюль в маленькую комнатку без окон, скрытую за книжными полками. В ней ничего не было, не считая простого стола и четырех стульев. Профессор пригласил их сесть и шагнул к дальней стене – оказывается, в камне было встроено несколько ящиков. Он выдвинул верхний ящик, в котором в несколько рядов стояли крохотные склянки. На каждой была этикетка с именем ученого или студента, чья кровь там находилась.
– Это для охранной системы, – объяснил профессор Плейфер. – Вавилон пытались ограбить чаще, чем все банки Лондона, вместе взятые. Двери пресекают почти все попытки, но охранной системе нужно как-то отличать ученых от грабителей. Мы пытались делать это по волосам и ногтям, но их слишком просто украсть.
– Кровь тоже можно украсть, – сказал Рами.
– Можно, – согласился профессор Плейфер. – Но в таком случае воры должны быть настроены решительнее.
Он вытащил из нижнего ящика несколько шприцев.
– Будьте добры, закатайте рукава.
Они нехотя подчинились.
– Неужели здесь нет доктора? – спросила Виктуар.
– Не беспокойтесь. – Профессор Плейфер постучал по игле. – Я неплохо с этим справляюсь. Я быстро найду вену. Кто первый?
Робин вызвался первым: ему не хотелось страдать в ожидании, наблюдая за остальными. Рами был следующим, за ним Виктуар, а потом Летти. Вся процедура заняла меньше четверти часа и прошла без происшествий, не считая того, что Летти буквально позеленела к тому моменту, когда игла вышла из ее вены.
– Теперь вам надо хорошенько подкрепиться, – сказал профессор Плейфер. – Лучше всего кровяной пудинг, если найдется.
Четыре новые склянки, промаркированные аккуратным мелким почерком, присоединились к остальным.
– Теперь вы стали частью башни, – сказал профессор Плейфер, закрывая ящики. – Теперь башня знает вас как своих.
Рами поморщился.
– Немного жутковато, как по мне.
