Девора - Александр Операй
Рядом с чудовищами Франкенштейна покачивались старенькие, но ухоженные спортивные девятиметровые яхты с полным килем. Их железные мачты без намёка на ржавчину, тянулись вверх как придорожные кипарисы. Потёртый, но целый такелаж еле слышно поскрипывал на блоках.
К среднему пирсу шел рельс тельфера от эллингов, плавно огибающий ремонтный сухой док, на стенах которого, как портреты в музее, висели старые покрышки с всклокоченным ржавым кортом. Там же находилась небольшая наблюдательная рубка.
Все остальное пространство гавани облепили моторные катера. Дюралевые плоскодонки, пригодные лишь для несерьёзной рыбалки и спортивные монстры с футуристической геометрией корпуса и линией из четырёх, а иногда и шести двигателей.
Игривая волна качала все это, как нежная мать. Бухта казалась живым существом.
______________
Она обошла каждый пирс.
Большая часть яхт пустовала. Остальные катали туристов вдоль побережья. Никто здесь не собирался в длительное плавание по открытому морю. Жизнь и так хороша.
В паре мест девушке отказали. Слишком мала. Никому не нужны проблемы со сбежавшими из дома подростками. Кто-то принял ее за блаженную и прогнал с матюками.
Были и те, кто смотрел на нее странным взглядом. Их глаза бегали по худющему телу девушки туда и сюда. Ноги, бедра, грудь, рот. Словно там прилип ценник.
— У тебя красивые губы, — сказал ей мужчина с толстым грубым лицом. На нем был поношенный, пропыленный костюм. От него несло алкоголем.
Уставшая. Разочарованная.
Она села на край пирса и свесила ноги.
В воде плавала рыбка. Блуждала между девушкой и ближайшим катамараном. Казалось, что она искала друзей и подруг. Но тени с поверхности держали ее здесь. Пугали. Не давали уплыть.
Девушка пересела в другое место, и рыбка юркнула в сторону мола и дальше на выход из бухты. Она помахала ей в след и вытерла слезы. День на исходе. Пора возвращаться домой.
Кто-то окликнул ее:
— Эй. Хватит реветь.
Блондинка стояла на корме старенькой яхты и улыбалась ей. Крупные белые зубы. Жилистая. Сильная. С фигурой борца. Слишком взрослая, чтобы заинтересовать девушку.
Она не ответила на ее улыбку.
— Извините. Я уже ухожу.
Блондинка пожала плечами и зашла с другой стороны:
— Эта красотка моя. И на ней есть свободное место.
Девушка критически оглядела посудину.
Яхта будто вчера вынырнула из преисподней, преодолев тысячи световых лет. И на этом пути, разбиваясь о волны, она потеряла былое величие, пережила сотни невзгод и стала чем-то другим. Здесь она сохла на солнце, словно труп неизвестного зверя, выброшенного прибоем на берег.
На такой развалюхе вряд ли можно куда-то добраться.
Но девушка ничего не сказала. У каждого корабля есть душа. Зачем обижать?
Блондинка заметила ее разочарование и поспешила объяснить:
— Это классика жанра. Корпус с длинным килем, транец кормы скошен… Она для тех, кто ищет романтики. Ветра под парусом. Здесь нет роскоши и комфорта, только стихия.
— Выбор настоящего моряка?
Хозяйка яхты хрюкнула и рассмеялась. Но вдруг осеклась и взглянула на девушку холодным, расчетливым взглядом.
— Деньги у тебя есть?
Океан бьется о берег.
Его ропот угрожающе мрачный.
Он шумит, как стиральная машина.
Девушка достает из-под платья потрепанный кошелек и показывает блондинке толстую пачку крупных купюр.
— Ты ограбила банк?
— Нет. Это наследство.
— Везет. Вот говорят, деньги дарят свободу. Можно уплыть на край света. Начать новую жизнь. Слышала про такое? Полная чушь. От себя не спастись.
Блондинка задрала футболку, обнажив накачанный пресс и часть груди. На левом боку у нее была татуировка. Некрасивая. Грубая надпись.
— Omnia mea mecum porto. Мое дерьмо всегда со мной.
Девушка улыбнулась.
— Ты плохой человек?
— Как и все здесь, подружка.
Блондинка спрыгнула с яхты на пирс. Вытерла грязные руки о шорты.
— В шестнадцать лет я родила мальчика. И отдала его чужим людям. Он теперь их, а мое всегда при мне.
Она ткнула большим пальцем в грудь. Так словно гордилась собой. И ей не было никакого дела до того, что о ней могли подумать другие люди. Весь ее вид говорил: «Я знаю себя».
— Можешь звать меня Линдеманн.
— Даутцен, — соврала девушка и, чтобы скрыть смущение, пожала блондинке руку.
— Любишь светлое пиво?
— Я никогда не пила алкоголь.
— Это проще простого.
Линдеманн потащила ее в сторону набережной. И дальше. Мимо туристов и зазывал. На край гавани, где у самой воды стоял бар-ресторан. Двухэтажное здание с видом на всю бухту.
______________
Они сидели за круглым столиком, высоко над водой, и Линдеманн небрежно швыряла остатки креветок и жаренные красные картофельные дольки в набегающий океан. Она вся перемазалась чесночным маслом, но так и ни разу не ополоснула руки в миске с водой и лимоном, которая по-сиротски одиноко стояла на краю столика.
— Креветки трудно испортить, — сказала Линдеманн и отправила в рот целых три, — давно я так вкусно не ела.
Девушка кивнула. Она кое-как справилась с бутылкой светлого пива и теперь чувствовала себя нехорошо. Время будто замедлилось. Солнце никак не хотело упасть в океан. И вечер застыл.
— Мой папаша любил средневековые замки. Все эти стены, ворота и рвы. Вот и назвал меня Линдеманн. В честь какого-то старого лорда.
— Ты могла бы взять себе новое имя.
— Мне все равно. Вставь перо в задницу — птицей не станешь.
— Так говорил мой отец.
— И куда это его привело?
— Он убил человека.
Линдеманн отрыгнула.
Она повертела в руках бутылку пива и ткнула ей в девушку.
— Я помню речь шла о каком-то наследстве. Ты сирота? Или как?
— Мать умерла.
— Хочешь забыть эту суку?
Девушка вздрогнула. Она уставилась на Линдеманн испуганным взглядом, словно перед ней сидела злая ведьма из сказок, которая видит скрытое и знает тайное.
Блондинка улыбнулась.
— Не пялься. Это ведь просто. Видишь мужчину — значит проблемы с отцом. Встретила женщину — там все испортила мать. Я психологии не заканчивала, но кое-что понимаю. Сама из дома сбежала в четырнадцать лет. С тех пор болтаюсь по свету.
— Возьмешь меня на корабль?
— Это яхта, подружка.
Линдеманн кивнула в сторону швартовочных пирсов. Там, в бронзовом свете заходящего солнца, качались мачты. И было в этом что-то тревожное. Уходящее. Словно завтра уже не наступит. И вот последний день на Земле.
С гор сорвался Борей и принес первый по-настоящему холодный поцелуй грядущей зимы.
Мир изменился.
Девушке стало не по себе. Она огляделась по сторонам, словно очнулась от долгого сна и теперь не
