Татьяна Смирнова - В шкуре зверя
Крушения мира, однако, не потребовалось. Его вполне заменил легкий толчок в бок. Йонард еще не открыл глаза, а его могучая ладонь уже метнулась к мечу и успела выдернуть его почти наполовину, когда варвар, наконец, проснулся и сообразил, где он и что с ним. Напротив сидел молодой светловолосый парень, тот самый, кто пытался облегчить жизнь верблюдам Ашада и Зикха, Танат его забери, да потом вдруг передумал. Меча при нем опять не было, видно, грабитель караванов мечей не признавал, но широкий пояс с ножами был на месте. Увидев синюю сталь, ползущую из ножен, он не шелохнулся и смотрел на Йонарда спокойно и твердо – глаза в глаза.
– Если собираешься зарубить иранца, застав его врасплох, не смотри ему в глаза. Промахнешься, – медленно произнес он.
– Снова ты? – про себя Йонард подивился такой настырности, – а где остальные двое?
– Пока что хватит и меня одного, – ответил Керам, – а почему двое?
– А потому, – Йонард усмехнулся, – что остальные уже не побеспокоят ни тебя, ни меня.
– Ты их?..
– Точно, – Йонард сощурился и незаметно передвинул ноги, чтоб упредить быстрое движение правой руки разбойника.
Но тот лишь презрительно пожал плечами:
– Ну и Танат с ними. Умные люди, увидев тебя во главе каравана, поняли бы, что солнце их удачи закатилось. А дураков – не жалко.
Йонард хмыкнул. Керам был, конечно, прав, но когда тебе льстит в глаза кто-нибудь, кроме хорошенькой девчонки, держи ухо востро. Тем более в Хорасане.
– Так, значит, ты не хочешь, чтобы солнце твоей удачи закатилось, и разбудил меня не для того, чтобы посчитаться за тех олухов? Так зачем я тебе нужен? – спросил он уже мягче.
Керам помолчал несколько мгновений, словно раздумывал, с чего начать. Йонарда это не удивило. Парень назвался иранцем, а их порода известна – никогда слова в простоте не скажут, а если такое чудо и случится, то, значит, одно из двух: либо мать его была персиянкой, либо отец – римлянином.
– Ты слышал когда-нибудь о Черной башне? – спросил, наконец, Керам, глядя куда-то мимо варвара. Йонард поморщился.
– Я много чего о ней слышал, – кивнул германец, – И в числе всего прочего я слышал, что оттуда еще никто не возвращался.
– Это сказки, – пренебрежительно фыркнул Керам, – оттуда никто не возвращался, потому что никто туда не ходил. Туда просто так не пройти. Час надо знать. Я открою тебе тайну, германец. – Керам снова немного помолчал и тихо, равнодушно произнес: – Я был в Черной башне. И вернулся оттуда. И теперь снова собираюсь туда.
Варвар в задумчивости перевел холодный взгляд с лица грабителя караванов на пояс метательных ножей. Светловолосый разбойник пробудил в нем любопытство, одинаково присущее кошкам, детям и варварам.
– И что там такое в этой Черной башне? – спросил он.
– Сокровища, – спокойно проговорил Керам, – перед которыми даже сокровищница самого светлейшего, великого и несравненного просто склад дешевых побрякушек.
Серо-зеленые глаза на миг сощурились, но только на миг.
– И кому принадлежат эти сокровища? – спросил Йонард.
– Тебе не все равно? – светловолосый жестко усмехнулся. – Принадлежат самому Танату, стережет их египетский маг, а владеть будет тот, кто сумеет взять.
От этих слов, сказанных ровным тоном, по спине варвара пробежал холодок. Как и все северяне, он не любил магов, а если совсем честно – так просто боялся. Но Кераму он не признался бы в этом даже за все сокровища Черной башни. Он откинулся на спинку стула, тот жалобно заскрипел, а германец обвел таверну внимательным, скользящим взглядом и небрежно уронил:
– Так ты искал меня, чтобы позвать в гости к магу?
– Ты проницателен как никто, Йонард, – кивнул иранец.
Йонард подпер кулаком подбородок и задумался.
– Это случилось не так давно, две луны назад, даже чуть меньше, – заговорил светловолосый грабитель караванов, – я отстал от своих ребят… по правде сказать, нарочно. Любопытство, понимаешь, оно не только кошку сгубило. О Черной башне я слышал от Хаима-Лисицы… Ты знаком с ним?
– Нет, – коротко ответил варвар.
– Твое счастье. А я вот знаком. Даже вроде бы родственники. Отец он мне… Ладно, то дела прошлые. Отец сам не ведал, что творит, когда решил обзавестись наследником, иначе бы поостерегся. Хотя вряд ли. Он мало чего боится. Даже дьявольской бутылки…
– Какой бутылки? – очнулся Йонард, который от монотонных рассуждений Керама начал было засыпать.
– Нет никакой бутылки, – отмахнулся Керам, – тебе приснилось. У меня язык без костей… Давай для пользы дела забудем. Отец мой любит всякие магические штучки больше, чем женщина – побрякушки, сохрани его боги. Про Черную башню я услышал от него и с тех пор загорелся. Он рассказывал, и я могу поклясться, что это – правда, я был там и видел… Вход в башню лежит через врата Заката. – В ответ на вопросительный взгляд Йонарда разбойник мечтательно улыбнулся. – Врата эти открыты всегда, только простому смертному видеть их не дано. Но в ясный вечер перед полнолунием, когда закатное солнце и восходящая луна находятся друг против друга и розовый свет смешивается с золотым… их можно увидеть и войти. Это не легенда, я был там, и я прошел через врата Заката…
Почти против воли увлеченный рассказом Йонард молчал, боясь пропустить хоть слово.
– Отец говорил, что своим верхним венцом башня подпирает тучи, и это правда. Она действительно огромна. За вратами царит тишина, словно даже ветер не может миновать невидимой преграды и бессильно бьется о невидимую стену, но это где-то там… где-то в другом мире. А башня погружена в безмолвие. Я подошел и толкнул створки высоких ворот, и они распахнулись, будто хозяин ждал меня. Нигде я не увидел ни стражи, ни прислуги, словно башня была давно заброшена. Я пересек мощеный двор, подошел к дверям и уже хотел постучать… но они открылись сами.
Черные бездонные глаза, как две живые звезды, поглотили меня в один миг. Веки, напоминающие своей формой зрелые плоды горного миндаля, окаймленные агатовыми густыми ресницами, взметнулись и затрепетали, вверх – вниз. Сердце мое тоже затрепетало и, взлетев, упало куда-то, где я уже не мог ощущать его. Лицо девушки, словно дивное творение самого искусного мастера, поразило меня своей страстностью, сквозившей во всех чертах: в чуть полных, цвета спелой вишни губах, уголки которых прихотливо изгибались каждый раз, когда красавица улыбалась; в изящном, почти хищном вырезе крыльев прямого носа; в гордом своенравии открытого лба, который точно возносили к небу два ровных крыла тонких бровей. И вся она, как и вся ее фигура, закутанная во что-то невообразимо легкое и почти прозрачное, но все же не настолько, чтобы не оставить места воображению, начиная от иссиня-черных волн упрямых волос, выбивающихся из-под белой чалмы и заканчивая маленькими ступнями в остроносых туфлях… вся она, хотя и была мне едва по плечо, казалась величественнейшей богиней, сошедшей со своего трона, чтобы открыть дверь.
