Время духов. Часть II - Галина Тевкин
— Хлопотунья, — Айрис оторвалась от созерцания созданной природой прекрасной картины, — я хочу объяснить тебе то, что произошло. Попытаюсь. Мой ответ таков: я не доверяю людям.
Хлопотунья, стоявшая напротив Айрис, никак не отреагировала. Она ищет толкование термина «доверие». Айрис не ошиблась.
— Некорректное определение. Могу ли я трактовать его в понимании «изменчивости», «неустойчивости», рассматривая «человека» субъектом Разумной Протоплазмы?
— Можешь.
— Ты располагаешь фактами, подтверждающими нестабильность?
— В моем понимании — да. Уверена, углубляться далее нет смысла. Мы только запутаем друг друга. А два когнитивных диссонанса нам не осилить.
— Это была шутка, Малышка?
— Шутка?! Ты полагаешь, можно шутить с когнитивным диссонансом?
— С самим когнитивным диссонансом — конечно, нет, Малышка. Диссонанс — это слишком, как ты говоришь, серьезно. Но…
— Эй, Хлопотунья! Хлопотунья? Продолжай.
— Но можно шутить о нас с тобой, Малышка.
Шум у входной двери заставил их прервать разговор. Айрис прилегла на оттоманку, до носа укрывшись легким пледом, Хлопотунья неспешно покатилась к дверям. Кто-то выстукивал замысловатый ритм.
— Доктор Серж-Симеон, проходите.
— Прошу простить, Айрис. Сам прописал постельный режим и сам же беспокою. Нет, нет, знаю, о чем говорю.
Доктор не дал возразить хотевшей было что-то сказать Айрис.
— Пусть это прозвучит — даже не знаю как, — но я чувствую за вас ответственность, Айрис. Что ни говори, с моей помощью…
— Доктор, Доктор! Конечно. Я знаю, я помню, я благодарна вам. Столько, сколько сделали вы для меня, здесь на Терре… Не знаю.
— Все, все. Достаточно, Айрис. Я начну смущаться и не смогу вас лечить. Так как же, Айрис, будем разбираться с тем, что произошло?
— У вас столько пациентов с серьезными проблемами, Доктор.
— Не хочу вас пугать, но самые серьезные проблемы могут быть у вас, дорогая. До сих пор адаптация шла успешно. Но что-то случилось.
— Возможно, весна. Гормоны и все такое. Вы сами говорили.
— О, вы научились говорить как все — «все такое»! Раньше от вас ничего подобного я не слышал.
— Как говорится, Доктор, с кем поведешься.
— Айрис, достаточно. Не добивайте меня! Вижу, верю, с головой, скажем так, все в порядке. Руки-ноги — сам проверял — без повреждений.
— Так я могу вставать, Доктор?
— Знаете, голубушка, посидите-ка вы несколько дней дома. Отдых вам не помешает.
— Но я, но мы собирались с Кэрол и Эммануэль… — у Айрис с ними не было никаких договоренностей. Неожиданно для себя, экспромтом, она блефовала.
— Никаких подружек, посещений.
— Хорошо. Мы никуда не пойдем. Но ко мне они могут прийти?
— Я ясно сказал: покой! Достаточно знаком с вашими подругами. Особенно Эммануэль!
— Что Эммануэль, Доктор?
— Эммануэль?
— Да. Вы сказали — «особенно Эммануэль».
— Ох, Айрис. Мало ли что сказал. Задумался. У меня столько всего.
— Оставим это, Доктор. Но вы понимаете, что я не могу не принять подруг. Они, вы сами сказали, особенно Эммануэль, обязательно придут проведать.
— И задурят вам голову. Не дадут отдохнуть. Я сам поговорю и с Кэрол, и с Эммануэль. Вообще — со всеми. Сообщу, что прописал вам «одиночество». Слишком много впечатлений и кислорода.
— Спасибо вам, Доктор.
— Не провожайте. И не благодарите. Запрет на посещения не касается меня. Зайду через пару дней.
Пока Хлопотунья закрывала за доктором Серж-Симеоном не только входную дверь дома, но и калиточку штакетника, Айрис поднялась, с удовольствием потянулась. Она уже — так быстро — отвыкла не двигаться. Будет трудно просидеть несколько дней в доме. Но это лучше, чем встречаться с людьми, которым не доверяешь. Как себя вести? Как разговаривать с ними? Кто еще в этой «группе наблюдателей»? Самое близкое окружение — те, с кем она больше и дольше всех общается? Эммануэль, Фрэнк, сам доктор Серж-Симеон?! Рейнджера можно исключить. Сразу и бесповоротно. У Рейнджеров и тип психики, и модель поведения… Да, она «вычеркнет» Фрэнка. Доктор Серж-Симеон — он бы мог. Если бы считал это оправданным. Но он, Айрис была уверена в этом, не считает, не может считать ее хоть в чем-либо опасной. Эммануэль? Из-за того, что у нее импульсивный характер и она любит поговорить, сбрасывать ее со счетов не стоит. Тем более — она из той же Команды психологов. Может быть, Эммануэль сама не знает, что и к ее бесконечной болтовне кто-то прислушивается, делает выводы. Ох, как все это было ужасно, несправедливо, некрасиво! Обидно и стыдно! Я так радовалась этому дню! Мне было так легко и …мило! И что теперь. Такого разочарования Айрис не испытывала, пожалуй, с того дня, когда Мама ушла в свою Одиссею. «Его Последняя Одиссея», — так сказала Мама, когда они вытолкнули в открытый космос капсулу с телом умершего Папы. И Айрис, уже сама, Хлопотунье там не было места — это между нами, людьми, — отправила в Последнюю Одиссею Маму. Тогда от безумия отчаяния, тоски и одиночества, от мыслей о собственной Одиссее ее спасла мечта, надежда на прекрасное завершение Экспедиции, и Хлопотунья. Сегодня у Айрис нет мечты и нет надежды. Осталась только Хлопотунья. Она должна хорошо подумать, все взвесить, понять.
— У тебя показатели истощенной девочки, Малышка. Необходимо восстанавливаться.
Вот оно — преимущество робота. Никаких сомнений, пустых раздумий. Вопрос корректен — не корректен, определение корректно, не корректно. Не то что Протоплазма. Хоть и Думающая! Что еще хуже. Вот бы научиться.
Это оказалось трудно. Неожиданно — очень трудно отказаться от общения, прогулок. Уже через сутки
