Олаф Эйриксон - Изгнанник с Серых Равнин
— Почему ты сам не отправился за Камнем Мертвых? Или тебя устрашили россказни старого пройдохи-чародея?
— Может быть, я бы и сам пошел за талисманом, но в этом случае смерть моя оказалась бы ужасной. Камень Мертвых не способен без мага разрушить заклинание, связывающее душу с мертвой плотью, но он может уничтожить саму душу, и тогда я никогда не вернусь на Серые Равнины. Об этом мне сказал другой маг, не Пелиас; Пелиас это только подтвердил.
— А потом вы подстроили дело так, чтобы я отправился за талисманом, — мрачно продолжил Конан.
— Пелиас сказал: ты — и никто иной.
— Чтоб его молния поразила, этого старого фокусника!
Конан с лязгом вогнал меч в ножны.
— Тебе я не верить не могу, — сказал он. — Знавал я в одно время оживленного, вроде тебя — тоже ни о чем, кроме Серых Равнин, думать не мог. Но Пелиас напустил столько туману…
— Я знаю не больше, чем ты.
Киммериец задумался.
— Сдается мне, что нам доведется скрестить мечи друг с другом, а то, что болтал Пелиас о возвращении с талисманом — брехня!
— Не знаю, — сказал бессмертный. — Если так, то я отдам тебе свое оружие.
— Что? — изумился киммериец.
— Я могу убить тебя, — пояснил Зольдо. — А к чему нам это?
Конана такой поворот дела немного озадачил. Он подпер подбородок ладонью и замолк в томительном раздумии.
— Что ж, может статься и так, — наконец произнес киммериец. — Но если ты умрешь, то умрешь с мечом в руках. Я же порешил твоего брата.
— Туда ему и дорога, — тихо обронил Зольдо.
Глава 10. ДЖУНГЛИ
Несколькими сильными ударами своего длинного кинжала Конан перерубил змеевидные стебли лиан, что перегородили путь. Из одного обрубка выплеснулся белый, похожий на молоко, клейкий сок. Киммериец выругался и вытер заляпанное плечо ладонью, но тут же понял всю опрометчивость подобного поступка. Он поднес ладонь к носу и сморщился от отвращения.
— Кром! Да от него несет падалью!
Зольдо обломил у черенков пару листьев, способных служить плащом в дождливую погоду, и протянул их киммерийцу. Тот обтер ладонь, тщательно вытер лезвие кинжала и отбросил скомканную зелень прочь.
— Давай-ка теперь я пойду впереди, — предложил бессмертный.
Конан не успел ответить. Отдаленный гул барабанов смешался с непрерывной трескотней, которую издавали тысячи существ, обитавших в сумеречной зелени джунглей. Грохот прокатился над кронами деревьев, сцепившихся кронами так, что лишь отдельные лучи солнца проникали под эту живую крышу, и затих.
Киммериец и бессмертный переглянулись; кажется, барабаны не сулили им ничего хорошего. С молчаливого согласия спутника Зольдо вышел вперед; теперь он прорубал дорогу в густой переплетенной зелени тропического леса.
Солнце четырнадцать раз поднималось над горизонтом с тех пор, как они переправились через реку Зархебу и углубились в джунгли. Плаванье к Черным Королевствам прошло гладко и спокойно; киммериец изнывал от безделья, слоняясь по палубе от борта к борту. Когда корабль нагнал большую стаю дельфинов и капитан решил между делом поохотиться на морских животных, Конан с превеликим пылом принял участие в этой затее. Его искусство в обращении с гарпуном, который варвар метал с борта судна в лоснящиеся мокрые спины, вызвало восхищение у всей команды. Варвар не знал промаха. Стоя на носу корабля, обнаженный по пояс, он принимал из рук подающего тяжелое древко, на одном конце которого сверкало длинное зазубренное жало гарпуна, а на другом круглилось металлическое кольцо с привязанным к нему крепким тонким канатом. Прищурив синие глаза, чтобы не мешали блики солнца, пляшущие на воде, он выжидал, когда меж волн покажется черная глянцевая спина с торчащим серповидным плавником. Темные силуэты дельфинов стремительными молниями мелькали в прозрачной светло-зеленой воде. Когда у животного кончался запас воздуха, оно поднималось на поверхность, выпуская фонтан мельчайших брызг, а затем, набрав полные легкие, вновь скрывалось в глубине. Только на мгновение черная спина маячила среди волн, и этого мгновения терпеливо ждал варвар. С гортанным кличем, почти не замахиваясь, он метал гарпун, и, вслед за мощным броском, каждый раз раздавался торжествующий рев матросских глоток. Конану передавали очередной гарпун, потом на палубу вытаскивали жертву, пронзенную почти насквозь.
Вечером матросы пригласили Конана на свое ежевечернее сборище на палубе: испить чашу крепкого винца. Киммериец не чинился; он сидел в круге моряков, пил с ними и слушал морские байки. О чудищах, живущих в глубинах моря и поднимающихся наверх на погибель кораблям; о штормах и тайфунах, о далеких и таинственных землях, лежащих где-то за морями запада, ну и, конечно, о пиратах и схватках с ними, а из пиратов больше всего об Маре, предводителе Черных, Грозе Океана. Один из матросов, по его словам, видел Амру самолично, когда судно, на котором он плавал в то время, было захвачено и разграблено, а ему только чудом удалось остаться в живых. Был жесток Амра и не знал он пощады! Конану захотелось за столь правдивую историю дать рассказчику по шее, он сдержался, хотя матрос не желал красок, живописуя деяние грозного пирата. На вопрос, каков был на вид страшный северный варвар, подчинивший себе черных дикарей, в обычаях которых было не щадить инородцев, матрос нахмурил жидкие брови и принялся сосредоточенно скрести щетинистый подбородок. Он побегал глазами по лицам товарищей, с нетерпением ожидавших ответа, и остановил взгляд на киммерийце. Тут матрос хлопнул себя по коленям в избытке чувств и заорал:
— Ну вот как он, как господин Ольгар!
Взгляды матросов устремились на варвара, который этим именем назвал себя своим собутыльникам. Конан не почувствовал в этих взглядах для себя никакой опасности узнанным он быть не боялся.
А матрос тем временем продолжал описание, пользуясь живым примером:
— Только тот был в плечах пошире, да и повыше на голову, а то и поболе будет.
Матросы, как будто впервые увидев перед собой, ощупали взглядами фигуру гиганта-киммерийца с ног до головы и разом выдохнули:
— Да неужто?
Рассказчик принялся клясться всеми богами подряд: и морскими, и сухопутными.
Конан чуть было не расхохотался. Пытаясь хоть как-то скрыть смех, он поднял чашу с вином, пряча в ней лицо. Напиток, увы, попал не в ту глотку — киммериец поперхнулся, и соседи услужливо заколотили кулаками по широкой спине северянина. Разошлись далеко за полночь, но больше участия в ночных посиделках Конан не принимал. Всю дорогу у него чесались руки надрать уши матросу-вралю.
