Остин Гроссман - Скоро я стану неуязвим
Настоящего злодея из него не получалось. Как-то раз в центре Чикаго он затащил Серпентину в самую глубину озера и отправил в нокаут Блокаду. Он смог бы развернуться, если бы захотел и постарался. Впрочем, настоящий Фараон и не думал разбираться с ним из-за имени.
Фараон исчез, вышел из игры уже давно. Он никогда не относился к этому всерьез. Преступления — это, черт возьми, серьезное дело! Я ему говорил…
Имя мое придумалось, когда я провернул первое стоящее дело в США. Долгая поездка по автостраде в Нью-Джерси, четыре часа в полумраке, скорчившись на выступе над колесом. Меня клонило в сон… странно было, что везет меня робот, которого я сам сконструировал; покачивания напоминали о детских поездках. Снился дзета-эффект, мерцающее красное поле, его манящие загадки. Проснулся: на меня таращились пластиковые лица роботов в полупустом отсеке — череда апатичных «болванчиков» для краш-тестов.
Мы выехали из туннеля; из-за пробок в центре машина то и дело останавливалась. Робот за рулем был отличный, достаточно походивший на человека, чтобы не вызвать подозрений при случайной проверке. От него требовалось вести машину, оплачивать платные дороги и тупо улыбаться остальным водителям. Ему не надо было вылезать из фургона, а вот остальные четверо должны были войти со мной в банк.
Банк располагался в деловом районе — небольшой, но подходящий для моих нужд. Находчивость и мелкие кражи себя исчерпали. Мне требовались средства и связь с миром; мне нужно было, чтобы обо мне узнали. Робот плавно свернул налево, потом направо, приближаясь к цели; он посигналил грузовику, загородившему проезд.
Я включил питание роботов. Толковые и сильные, они не влюбляются, гражданских прав не требуют. Роботы проверили электрошокеры, я проверил собственное снаряжение, подполз к задней стенке, уселся. Фургон свернул к обочине и припарковался во втором ряду машин у двойных стеклянных дверей.
Ногой распахнув дверцу, я шагнул на мостовую. Сыпал снежок; очертания домов побелели, асфальт потемнел. Роботов я придумывал и мастерил несколько месяцев; сшил себе наряд, сконструировал снаряжение. В самом сердце Манхэттена, щурясь от неожиданного света, я стоял среди виляющих автомобилей и удивленной толпы. Вторник, 10.30 утра, конец января; офисные работники в громоздящихся надо мной небоскребах сосредоточились на утренних делах, шуршали газетами, болтали с коллегами… Мне было двадцать четыре года.
Величественный охранник в униформе сердито уставился на меня из окна, выбросил вперед руку, точно прогоняя: «Прочь!». На секунду закружилась голова… мгновение кошмарного замешательства… Что я делаю? Я должен быть наверху, вместе со всеми; должен работать! На мне специальный костюм; я — рекламный трюк, неуместный переросток, заигравшийся в Хэллоуин… или шизофреник? Настал момент истины — испытание похуже, чем встреча с любым борцом за справедливость, чем самое секретное оружие. Внутри у меня все сжалось.
Я заставил себя сделать шаг к огромному, сверкающему входу в банк. Роботы за спиной поднимали шумовые пистолеты; в ушах автоматически сработали блокираторы звука. Человек за стеклом поднял руку, приказывая мне остановиться, уйти. Вот оно! Я покачал головой. Остановиться? Уйти? Нет. Ни за что! На лице расплылась непривычная улыбка.
Человек за стеклом прицелился… слишком поздно. Я не медлил у входа! С силой дернул дверь, и она повисла на одной петле. Я не собирался останавливаться, возмещать ущерб, просить прощения, потому что больше никогда не стану выполнять чужие приказы, никогда! Я прошел в дверь, сработала звуковая волна — резко увеличилось количество того, что я не собирался возмещать.
— На пол!
Я махнул рукой, и толпа посетителей рухнула на колени. Секунд тридцать большинство из них ничего не услышит, но надо было показать, кто здесь главный. Удивленно глянул вверх — оказывается, машинально вздернул в воздух потерявшего сознание охранника. Отшвырнул его на пальму в горшке. Когда я вернулся домой, выяснилось, что охранник умудрился всадить мне пулю в грудь. Послышался удар — мои помощники вломились в хранилище. Два робота размахивали пистолетами, удерживая толпу, остальные лопатами сгребали пачки денег в мешки. От меня ничего не требовалось — я расхаживал по залу с угрожающим и решительным видом, а время тянулось бесконечно.
Я орал — сам не знаю что. Провозглашал себя Императором Манхеттена, Америки, всего мира… Меня трясло. Движение остановилось. Люди снаружи заглядывали в окна.
Завыли сирены… операция вступила в завершающую стадию. Туннель вырыли несколько недель назад. Жестом я отправил двух роботов к дверям банка — пусть займутся полицией. Остальные опускали деньги в шахту. Я ускользну, туннель за мной обрушат.
Напоследок — самое главное. Я обернулся к камере видеонаблюдения. Пришла пора показать, кто я такой, всем пора узнать то, о чем мне было известно много лет! Вместо заготовленных фраз (не помню, каких), я произнес совершенно другие слова. Унижения накапливаются, становится ясно, что отомстить невозможно, хотя в глубине души ты гораздо лучше, чем они… Настоящий ты — где-то внутри, ты невидимый, непостижимый. Невозможный. Невозможный!
— Я — Доктор Невозможный! — крикнул я. — Доктор Невозможный!
Теперь-то меня узнают, не забудут! Я повернулся и полез в шахту.
В нескольких милях к югу, у выхода из туннеля меня ждал арендованный грузовик. Я переоделся в гражданское. На обратном пути в последний раз испытал мгновение слабости. Пути назад не было. Я уже не пропавший студент, не эксцентричный изобретатель. Я стал суперзлодеем. Средь бела дня, у всех на глазах обокрал банк! Съезжаю на обочину… Кажется, сейчас стошнит. Что я наделал! Такое невозможно скрыть! С чего я взял, что план сработает? Мои противники умеют летать! Видят предметы насквозь… Меня загонят, точно зверя…
Быть может, придти с повинной? Все вернуть? Если отдать деньги и золото, то со мной ничего не сделают… Через пару лет я вышел бы на свободу. Вернулся бы в лабораторию. Мои последние разработки, новинки роботехники позволили бы получить академический грант, наладить отношения в университете. Я продолжил бы работу, вел бы исследования… обо всем можно договориться! Могущество не означает, что можно заниматься глупостями. Абсурдный инцидент забудется — дурацкий костюм, имя… Просто бросить все здесь!
Я взялся было за шлем. И… что? Идти в полицейский участок? Позвонить в ФБР? Сесть в тюрьму? Даже если сдамся, ничего не изменится…
Я никогда не стану одним из них. Я понял это, как только получил Силу. Нет, гораздо раньше — еще в детстве, в первый день в школе; на улицах теплого и дождливого Бангкока; в колледже. Если ты — другой, то знаешь об этом всегда, и ничего не исправить, даже если захочется. Что делать, если душа не такая, как у всех? Надо брать, что дают, стать таким героем, каким получится. Героем собственной, холодной, извращенной души.
