Терри Донован - Круг Времён
«Вот так и моя душа бьется в клетке бесконечно повторяющегося времени», — подумал владыка Терена.
— Черная птица! — визгливо воскликнул юноша, сидевший у подножия тропа.
Царь медленно встал.
Он смотрел на крылатую тварь, и не мог оторвать от нее взгляда. Из соседних залов послышались вопли. Пол вдруг заходил ходуном, по нему змеились трещины.
— Птица убивает нас! — заголосили подданные.
И в крылатое создание полетела посуда и куски пищи. Несколько трещин на потолке устремились навстречу друг другу, и через мгновение сошлись в одной точке. Раздался хруст. Вниз посыпались камни и дресва. И в месте пересечения изломов появилась дыра.
— Царь! — воскликнул шут.
Нилам опустил голову и увидел у своих ног уродца, который скрашивал ему однообразные будни. Карлик лежал на животе, изображая, будто барахтается в воде.
— О, могущественный из смертных, спаси нас! — глумливо заверещал шут. Но огромный кусок потолка оборвал его возглас — обрушился на спину и сломал позвоночник. Раздался шлепок, какой бывает, когда псам кидают на плиты пола сырое мясо, и из-под карлика стала растекаться кровавая лужа.
Прошло всего несколько мгновений — и труп карлика стал выглядеть, так, как будто он пару лун пролежал в воде. Раздавленное тело распухло, кожа местами полопалась. Один глаз вывалился из глазницы и болтался на кровавой ниточке возле рта с крошевом зубов.
Юная танцовщица, застывшая в последнем движении, истошно закричала.
Мертвый карлик повернулся к ней.
Девушка, обезумев от ужаса, споткнулась о вздыбившуюся плитку пола и упала. Железные пальцы мертвого шута сомкнулись на ее лодыжке.
Юная плясунья взвизгнула и попыталась вырваться. Рядом с ней грохнулся кусок потолка, осыпав точеную головку белой известкой. В беспамятстве девушка подняла его обеими руками, и, размахнувшись, опустила на череп шута. Раздался противный треск. Мозги брызнули в стороны. Девочка вскочила, оторвав шуту руку, которая все еще цеплялась за ее щиколотку, и бросилась прочь.
Царь спрыгнул с трона.
— Царь покидает нас! Мы обречены! — завопила служанка, стоявшая у трона с кувшином в руках.
Царь с удивлением обнаружил в своей руке золотой кубок. Он совсем забыл, что пил вино. Кубок был пуст.
Нилам усмехнулся и опустился на трон.
— Успокойтесь, презренные! — загремел его голос. — Ваш повелитель остается с вами! Круг времен разорван. Древнее пророчество сбылось!
Он протянул кубок съежившейся рабыне.
— Налей мне вина, женщина! Я хочу выпить за Исход Гекатонхейра!
Служанка тряслась от ужаса, руки ее дрожали, и пытаясь наполнить царский фиал, расплескала драгоценное вино на землю.
В иную пору ее приказали бы высечь за дерзость, но сейчас владыке было не до таких мелочей.
Нилам понял, что северный варвар исполнил порученное. Древняя тварь Гекатонхейр, был умерщвлен — и время покатилось по улицам Терена.
Не дожидаясь, пока служанка наполнит кубок, царь отбросил его — и выхватил у служанки кувшин. Запрокинув голову, обливаясь, он опустошил сосуд до дна.
— Подай мне меч! — воскликнул он, отшвырнув сосуд в сторону.
Рабыня метнулась за трон, и с трудом вытянула длинный меч из ножен. Царь с усмешкой наблюдал за ней. Она держала меч двумя руками, не зная, как его подать своему повелителю.
— Ну, что же ты? — изогнул бровь Нилам.
Девушка опустила меч острием в пол — и перехватила его за лезвие. Кровь потекла из ее ладоней. Сжав зубы от боли, она все-таки подняла меч и протянула рукоятью к царю.
Он выхватил оружие рывком, так что рассек ее ладони до костей. Брызнула кровь. Служанка вскрикнула. Царь быстро поднял меч — и одним ударом снес ей голову.
— Ты скверно держала меч, женщина, — вздохнул владыка Терена.
Голова покатилась в сторону толпы придворных, которые уже сцепились между собой в драке. Люди бились, не разбирая, кто мужчина, кто женщина, кто молод, кто стар. Все были одинаково беспощадны и яростны. Дрались всем, что попадало под руку — посудой, ножами, серебряными кубками, глиняными кувшинами со сладким вином. Царь, смеясь, сбежал по ступеням, и принялся крушить подданных мечом, отсекая руки, ноги, головы. Иногда лезвие вспарывало подданным животы — и тогда становилось видно, какая мерзость таится внутри бренного человеческого тела.
XXII
Шатаясь от усталости, Конан спустился по ступенькам разваливающегося дворца, обогнул пруд, заполненный черепами, и вышел на площадь, как раз в тот момент, когда стена живой половины дворца обрушилась. По площади, как обезумевшее стадо метались нищие.
Голый грязный ребенок со спутанными черными волосами, бежал не разбирая дороги, наткнулся на Конана, зарычал, словно пес, и вцепился в ногу северянина. Конан поймал ребенка за волосы, с трудом оторвал от собственной ноги и поднял перед собой на вытянутой руке. Это была девочка. Теперь она жалобно хныкала.
— Отпусти! — пролепетала она.
Копан разжал пальцы. Малышка шлепнулась наземь, вскочила, отряхнулась. Потом встала на четвереньки, и вновь вцепилась варвару в лодыжку.
— Кром!
Резким движением он стряхнул маленькую дикарку. Девчушка отскочила и ее затрясло, словно в нее вселился демон. Ее худенькое тельце выгнулось, заходило ходуном. Казалось, что под ее кожу забрались сотни червей. Кости размягчились и стали гнуться.
Всего через несколько мгновений, ребенок превратился в мохнатое существо, с тонкой гусиной шеей и острыми ушами. Тварь оскалила зубы на Конана и метнулась в сторону. Стоило киммерийцу потянуться за мечом, как оборотень с утробным рычанием ускакал прочь.
Варвар бросился за ним и двумя ударами меча расправился с монстром. Кем бы ни было это создание, какие бы Темные силы не вызывали его к жизни, ему не следовало кусать Конана за ногу.
Конан вытер клинок о тусклую шерсть твари и огляделся. Погоня за монстром привела его на площадь Терена. В центре площади красовался дощатый помост с плахой, а возле него бесновалась толпа.
По эшафоту металась странная фигура, которая размахивала двумя предметами: отрубленной человеческой головой и мечем.
— Остановитесь, несчастные, иначе вас ждет смерть! — вопила она. Из толпы в нее летели нечистоты, обломки и черепки разбитой посуды.
— Ты не можешь лишить жизни даже себя! — кричали горожане. — Ты дряхл! Руки твои не способны держать меч! Ты опозорил наш город, не сумев покарать злодея! Ты слаб, как младенец! Спрячься в выгребную яму, старик, ты не смеешь смотреть в глаза добрым людям!
— Отец, отец! — раздался грубый женский голос с противоположной стороны площади. — Держись! Я иду к тебе!
