Мечи Ланкмара. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 2 - Фриц Ройтер Лейбер
– Что, сердечко зашлось немного? Не бойся, дыши глубже. Сядь пониже, там не так жарко.
– Здесь и в самом деле жарковато, – согласилась Пальчики, но спускаться не стала.
– Ну а теперь расскажи мне про грязный Илтхмар и его поганого крысиного бога, – попросила Афрейт. – Как его изображают?
– В виде человека, но с крысиной головой и длинным хвостом. Служители его культа обычно надевают маски, изображающие крысиные головы, и держат в руках длинные тонкие хлысты, напоминающие хвосты громадных крыс. Они могут выполнять обряды как одетыми, так и обнаженными, в зависимости от ритуала.
– Каковы же, по мнению почитателей этого культа, отношения между крысами и людьми? – поинтересовалась Афрейт.
– В прежние времена, когда крысы еще строили свои города на поверхности, они завоевали и поработили расу гигантов. Нас, госпожа, людей. Однако те сопротивлялись и поднимали многочисленные мятежи и восстания, с большой жестокостью крысами подавлявшиеся. Потом крысы, чья культура становилась все более совершенной и утонченной, перенесли свои города под землю, чтобы там без помех продолжать развивать свою цивилизацию. Но тайную власть над слугами-рабами они сохранили и по сей день. – Голос девочки стал задумчивым. Пальцы ее левой руки машинально скользили взад и вперед по краю белой морской раковины, вставленной в дерево для сбора пота, стекающего с парящихся. Подле раковины виднелась дыра, явно проточенная червем-бурильщиком. По ширине отверстие точно совпадало с пальцами девочки. Та продолжала: – Есть тайная магия, ведомая только дважды посвященным (мы с матерью таковыми не были), при помощи которой сами крысы и их союзники могут менять свой размер от крысиного до человеческого и обратно. Крысиные пророки и наиболее близкие союзники среди людей считаются у них святыми. Совсем недавно были канонизированы святой Хисвин Ланкмарский и его дочь, святая Хисвет. Нижний Ланкмар почитается крупнейшим городом крыс, хотя в Верхнем Ланкмаре, в отличие от Илтхмара, культ крысы находится под запретом.
Афрейт передала девочке жесткую щетку и подставила спину, над которой та тотчас принялась усердно трудиться. Затем спросила:
– Доводилось ли тебе видеть изображения этой святой в Илтхмаре?
– Да, госпожа, в припортовом храме есть ее небольшая часовенка, и там можно увидеть изображающую ее деревянную статую. (Крысы ведь были первыми мореходами, обучившими людей этому искусству.) Она изображена обнаженной, волосы заплетены в косу в ее рост длиной, и у нее восемь грудей, расположенные попарно: две там же, что и у обычной женщины, еще две – там, где заканчиваются ребра, две следующие – по обе стороны пупка и последняя пара – прямо возле лобка, над паховыми складками.
– Надо же, какое обилие прелестей! Прямо не знаешь, смеяться или завидовать, – усмехнулась Афрейт.
– Ее культ очень популярен, госпожа, – почти обиженным тоном произнесла девочка, продолжая тереть ей спину. – Говорят, что она повелевает демонами и что будто бы Фриксифракс, королева Арилии, однажды была у нее в услужении.
Афрейт рассмеялась:
– По правде говоря, дитя мое, я бы сочла твою историю выдумкой из тех, что рассказывают нам, островитянам, заезжие путешественники с целью подурачить нас и позабавиться над нашей неосведомленностью, не совпадай она так детально с рассказом Фафхрда о его и Мышелова величайшем подвиге (хотя послушать его, так им числа нет). Он тоже говорил о вооруженном прорыве и вторжении крыс в Ланкмар, и в его истории тоже фигурировал некто Хисвин, торговец зерном, и его скандально знаменитая дочка Хисвет – оба они впоследствии оказались пособниками крыс.
– Благодарю тебя, госпожа, за то, что ты хотя бы частично мне веришь, – слегка заносчиво ответила Пальчики. – Возможно, меня и саму в чем-то обманули, но я тебя не обманываю.
Афрейт с улыбкой повернулась к ней.
– Хватит дуться и строить из себя гордячку, – весело отчитала она девочку. – Дай-ка лучше мне щетку, я тебе спинку потру.
Девочка повиновалась и повернулась лицом к двум забранным роговыми пластинами окошкам, сквозь которые просачивался холодный свет не успевшей еще пойти на убыль луны. Афрейт провела щеткой по куску зеленого мыла и принялась за дело, приговаривая:
– Так вот, когда в Ланкмаре происходила эта человеко-крысиная возня (а было это добрых лет десять тому назад, ты тогда была еще совсем ребенком в Товилийсе), Серому Мышелову пришлось изображать неземную страсть к этой потаскушке Хисвет (по крайней мере так говорил Фафхрд), чтобы проследить, как она меняет обличье и размер, чтобы пробраться из Ланкмара Нижнего в Ланкмар Верхний и наоборот. Настоящей же его любовью была в то время Рита, рабыня с королевской кухни, – по крайней мере, именно с ней он после всего этого и остался. А Фафхрд в то время водил компанию с Крешкрой – воительницей-вампиром, ходячим скелетом (это и в самом деле так, ибо плоть вампиров невидима, так что видим лишь скелет). По правде говоря, иногда я сомневаюсь, стоит ли верить хотя бы половине того, что он рассказывает, – а уж Мышелову я не верю и подавно, он и сам не скрывает, что любит приврать.
– Я слышала, что вампиры едят людей, – заметила Пальчики, ежась от энергичного массажа Афрейт. – А еще я слышала, что в Ланкмаре была другая крысиная война, уже позже. Фриска рассказала мне об этом уже в Илтхмаре, мы как раз перебрались туда из Товилийса. Она предупреждала меня, чтобы я не верила тому, что станут говорить нам жрецы Крысы.
– Фриска? – спросила Афрейт, перестав скрести.
– Так звали мою мать в Квармалле, где она была рабыней до своего побега в Товилийс, где я и родилась. Потом она пользовалась и другими именами, и, мне кажется, я не говорила, что ее так зовут.
– Понятно, – отвечала Афрейт отсутствующим тоном, точно внезапно впала в глубокую задумчивость.
– Ты перестала тереть мне спину, – заметила девочка.
– Достаточно, – отозвалась женщина. – И так уже вся красная. Скажи мне, девочка, твоя мать Фриска в одиночку бежала из Квармалла?
– Нет, госпожа, с ней была ее подруга Ививис, которую я привыкла называть тетей, когда мы жили в Товилийсе, – охотно объясняла девочка, вновь повернувшись лицом к двери, очертания которой стали видны
