Знак Единорога. Рука Оберона - Роджер Желязны
– Будь оно так, разве позволил бы я Эрику пленить меня и ослепить?
– Слушай меня! – рявкнул Жерар. – Ты мог и ошибиться, вот и вышло такое. Теперь уже не важно. Ты можешь быть невиновен, как утверждаешь, или виновен, что возможно. Смотри вниз, Корвин. Вот и все. Смотри вниз, на Черную Дорогу. Смерть ждет тебя в конце твоего странствия, если это твоих рук дело. Я показал тебе свою силу – снова, а то вдруг ты подзабыл. Я могу убить тебя, Корвин. И не думай, что клинок спасет тебя, если я хоть раз сумею до тебя добраться. А я сумею, чтобы сдержать слово. И слово мое такое: если ты виновен, я убью тебя, как только узнаю об этом. Знай, что за мою жизнь есть кому спросить, потому что теперь она неразрывна с твоей.
– То есть?
– Сейчас нас через мой Козырь видит и слышит все семейство. Теперь ты не сможешь устранить меня, не раскрыв всей семье своих намерений. Так что есть кому исполнить мое обещание, даже если сам я погибну, не сдержав его.
– Я тебя понял, – ответил я. – Но что, если тебя прикончит кто-то другой? Меня тоже устранят, и кто останется на баррикадах? Джулиан, Бенедикт, Рэндом и девочки. Просто великолепно – для того, кто стоит за всем происходящим. Тебя кто надоумил, кстати?
– Я! – рявкнул Жерар. – Я один! – И я почувствовал, как он еще сильнее сжал пальцы, как напряглись его мышцы. – Просто ты, как всегда, хочешь все запутать! Как всегда! Не так плохо тут у нас все было, пока ты не вернулся. Будь ты проклят, Корвин! Это все из-за тебя! – воскликнул Жерар и взметнул меня в воздух.
– Это не я, Жерар! – только и успел выкрикнуть я.
И он поймал меня на лету, чуть не вывихнув плечо, и оттащил от края обрыва. Проволок по щебню и поставил на ноги. А сам как ни в чем не бывало зашагал к лощинке, где мы с ним дрались. Я двинулся следом.
Мы оба подобрали с земли свои вещи. Застегивая пряжку широкого ремня, Жерар стрельнул в меня взглядом и буркнул:
– Этот разговор окончен.
– Идет.
Я поплелся к лошадям. Вскоре мы уже продолжали путь.
Родник в роще мелодично журчал. Плывущее к зениту солнце растянуло лучистые струны промеж деревьев. На земле еще оставалась роса, и дерн, который я нарезал, чтобы накрыть тело Каина, был влажным.
Я привез с собой лопату и вскрыл могилу. Жерар молча помог мне перенести тело на расстеленный на земле кусок парусины, также привезенный с этой целью. Завернув в парусину труп брата, мы зашили ткань широкими свободными стежками.
– Корвин! Посмотри! – сдавленным шепотом проговорил Жерар и схватил меня за локоть.
Я посмотрел туда, куда он показывал, и окаменел. Мы оба, не в силах пошевелиться, не могли отвести глаз от дивного зрелища. Мягко-белое мерцание превращало его шерсть и гриву в подобие нежнейшего пуха; изящные копытца казались золотыми, как и тонкий витой рог, растущий из узкого чела. Он стоял на одном из валунов, хрумкая растущими рядом листьями. Глаза его, когда он поднял голову и повернул ее в нашу сторону, сияли двумя изумрудами. Несколько мгновений он был столь же недвижим, как и мы, а потом быстро, взволнованно переступил, приподнял левую переднюю ногу и трижды ударил копытом о камень. А затем словно растаял в воздухе, как снежинка, и безмолвно исчез – возможно, в лесу, что был справа от нас.
Я очнулся и бросился к камню, Жерар за мной. Во мху рядом остались следы небольших копыт.
– Значит, мы действительно видели его… – пробормотал Жерар.
Я кивнул.
– Что-то видели, точно. Прежде тебе доводилось?..
– Нет. А тебе?
Я покачал головой.
– Джулиан божится, что однажды видел его, – сказал Жерар. – Издалека. Говорит, что гончие отказались вставать на след.
– Какой же он красивый – шелковый хвост, сияющие копытца…
– Да. Отец всегда говорил, что встреча с ним – добрый знак.
– Я бы не прочь.
– Странное время он выбрал для появления… столько лет…
Я снова кивнул.
– Может, это что-то значит? В смысле, он наш покровитель и все такое… Может, мы что-то должны сделать?
– Может, и должны, но мне отец ничего про это не говорил, – ответил я и осторожно погладил камень, где стоял единорог. – Если ты знаменуешь некий поворот наших судеб, если ты даруешь нам свою милость, благодарю тебя, Единорог, – сказал я. – Но даже если нет, благодарю тебя за то, что появлением своим ты озарил нашу жизнь в эти мрачные дни[15].
Затем мы напились из родника. Взвалив нашу скорбную ношу на спину вьючной лошади, мы повели коней под уздцы и сели верхом, только удалившись достаточно далеко от поляны, где все осталось недвижно, кроме ручья.
Глава шестая
Вечны непрестанные ритуалы жизни, неизменны людские чаяния на лучшее бытие, а впросак попадаешь постоянно. Таков тем вечером был итог моей немалой житейской мудрости, помноженный на чувство творческого вдохновения. Рэндом в ответ на это хмыкнул и кивнул.
Все семейство собралось в библиотеке. Я сел на краешек письменного стола. Рэндом расположился на стуле справа от меня. Жерар стоял у противоположной стены, внимательно разглядывая то ли развешанное по стенам оружие, то ли гравюру Рейна, где был изображен единорог. Ни Жерар, ни мы с Рэндомом не обращали никакого внимания на Джулиана – этот развалился в мягком кресле у стеллажей, сложив руки на груди, вытянув и скрестив ноги и рассматривая исключительно собственные чешуйчатые ботфорты. Фиона, росточком всего-то в пять футов и два дюйма, стояла у камина, беседуя с Флорой, и зеленые глаза искрились, сталкиваясь с синими. Волосы Фи полыхали, с лихвой заменяя отсутствующий в камине огонь. Она почему-то всегда напоминала мне только что завершенную работу художника, который отложил кисть, критически улыбнулся, и в голове у него роятся вопросы. А надключичная ямочка у основания шеи всегда приковывала взгляд, словно метка мастера, особенно когда Фи насмешливо или надменно запрокидывала голову, взирая на нас, высоких. Она едва заметно улыбнулась, несомненно зная, что я на нее смотрю, играя в ясновидящую, которая никогда не утратит способности смущать других. Ллевелла, устроившись в углу спиной к нам,
